— Плетью обуха не перешибешь!
Итак, Маша осталась. И уже стала мысленно настраивать себя на процесс любви, чтобы в самый ответственный момент ее не стало тошнить, как уже несколько раз бывало, когда они оставались с Додиком наедине. Почему-то этот мужчина вызывал у Маши такую стойкую, граничащую с отвращением неприязнь, что ей даже самой странно было.
Вроде бы Додик еще не старый. Не совсем уж урод. Он был здоров и выглядел вполне сносно. Во всяком случае, Маше попадались экземпляры и пострашней. Так в чем же дело? Почему она буквально не могла заставить себя прикоснуться к нему?
Но в этот раз Маше повезло. Не успел Додик до нее дотронуться, как раздался звонок. Да еще не телефонный, а прямо в дверь.
— Кого это там принесло?
Додик отправился открывать. А Маша осталась в комнате. Куда еще ей было деваться? И таким образом она стала свидетельницей интересного разговора между Додиком и тучным господином невысокого роста, лысоватым, носатым, но в таком дорогом костюме, галстуке и ботинках, что у Машки даже дух захватило от восторга. Вот бы отхватить этакий жирный кусок! Если тип в шелковом галстуке ее полюбит, то Машкина жизнь сказочно преобразится.
Фразы, которыми обменивались собеседники, были лаконичными. Главным образом говорил мужчина в галстуке. А Додик лишь кивал, поддакивал и в особо сложных местах, боясь открыто возразить, сдавленно мекал.
— У меня есть одна новая девочка на примете.
— Хорошо.
— Возьмешь ее в съемку.
— Без проблем.
— Посерьезней! Проблемы как раз могут возникнуть. Девчонка из порядочных! Понял?
— Э-э-э… Мэ-э-э… А зачем же она нам тогда?
— Твое дело голых девок снимать, а не допрос тут мне устраивать!
— Уяснил. Но все-таки… Как же с ней быть?
— Будешь с ней работать, как с остальными.
— А она захочет?
— Куда денется! Захочет. Вот, смотри!
И господин в галстуке протянул Додику довольно пухлую пачку фотографий.
— Это все она.
Додик фотографии рассмотрел. И кивнул:
— Симпатичная. Но она тут в шмотках.
— С ней все нормально. Снимешь ее, вот предоплата.
И толстый господин зашуршал деньгами. Сколько там было, Маша не знала. Но, наверное, много, потому что Додик повеселел. Машка же, за которую никто не платил, а нашел ее Додик на панели, где она замерзала от зимней стужи, ощутила укол гордости. Вот так-то! За ту девку еще и деньги заплатят! И то Додик думает, взять ее или не взять. А ее — Машу так взяли! Без всякой оплаты!
Додик продолжал беседовать с неизвестным Маше господином. Верней, тот давал ему указания. А Додик хмыкал и крякал.
— Познакомишься, обаяешь и затащишь в койку. Снимешь весь процесс на камеру. Пленку, как обычно, мне. Понял?
— Да.
Господин в галстуке ушел. А Додик вернулся к Маше таким задумчивым, что даже не захотел от нее ничего.
— Пошла прочь, — велел он ей.
И когда Маша уже шмыгнула к выходу, внезапно остановил.
— Ты все слышала?
— Чего? — попыталась прикинуться дурочкой девушка.
— Не ври! Знаю, что подслушивала!
— Очень нужно! Стены как из бумаги, каждый шорох и так слышен!
— Забудь все, что слышала. Поняла?
— Поняла.
— Точно поняла?
— Клянусь!
На том и расстались. В тот вечер Додик интерес к амурным развлечениям потерял начисто. Маша даже приревновала. Не потому, что Додик был ей хоть каплю нужен, но все-таки неприятно, вроде бы специально пригласил. А теперь ее побоку, все мысли кавалера заняты неведомой девицей.
Выслушав рассказ легкомысленной Маши, подруги переглянулись.
— А еще раз ты этого мужчину в галстуке встречала?
— Ну так! — оживилась Маша. — С Додькой и видела их!
Ни в тот день, ни на следующий Додик от Маши любви не требовал. Зато через два дня сам подошел и велел задержаться.
— И снова ничего у нас не получилось! Я даже еще и раздеться не успела, как Додику позвонили.
На этот раз Додик изменился в лице. И даже прикрикнул на Машу:
— Одевайся скорей, дура ленивая! Что на съемке не работаешь, что сейчас едва шевелишься. Клуша неповоротливая! Ничего не умеешь!
Маша хотела обидеться и сказать, мол, раз она так плоха, так непонятно, чего Додик именно ее для любовных утех выбрал. Но промолчала. Увидела, что мужик сам не свой от волнения.
— Вот мне и стало любопытно. Чего это он такой смурной.
Вышли любовники вместе. Додик ни за что не оставил бы квартиру с дорогим оборудованием под присмотром легкомысленной Маши. Выйти-то они вышли, но потом Додик пошел налево, а Маша… Маша сделала вид, что идет направо. Но пройдя всего несколько шагов до поворота, плавно развернулась и двинулась в обратном направлении.
— Магазинчик там один был, я в нем с утра костюмчик замечательный видела. Хотела еще разок его примерить.
Как раз в тот день Додик выплатил деньги всей съемочной группе. И Маше не терпелось потратить их на себя. Костюмчик очень удачно пришел ей в голову. И когда она уже подходила к дверям приглянувшегося магазина, то увидела Додика и того запавшего ей в голову господина в галстуке.
На этот раз разговор велся на повышенных тонах. Господин кричал, а Додик оправдывался. Первый раз Маша видела своего режиссера и начальника в таком раболепно подчиненном положении. И это лишний раз убедило ее в том, что тучный господин в галстуке — большая шишка, к которой непременно надо подкатиться.
Маша была девушкой не романтичной. Стояние на панели быстро выбивает всю дурь из юных девичьих головок. Остается один лишь голый расчет. И Маша отлично знала: в этой жизни преуспевает тот, кто владеет нужной информацией. По этой причине она не брезговала иной раз и подслушать, чтобы знать, что в нужный момент стоит ввернуть.
Затравленный Додик и барские замашки господина в галстуке сразу же бросались в глаза. И Маша, замедлив шаги, подошла к ним. Увы, на этот раз ей ничего подслушать не удалось. Весь разговор закончился еще до того, как она успела подобраться достаточно близко. Маше оставалось только полюбоваться «Мерседесом», на котором укатил господин в галстуке.
— Белый «Мерседес»?
— Что?
— Спрашиваю, машина была какого цвета?
— А-а-а. Серая.
— Ах, серая…
Подруги были разочарованы по причине того, что машина оказалась не белой. Значит, приезжал не Борис Львович со своей охраной. Но Маша поняла их по-своему и тут же бросилась на защиту господина в шелковом галстуке. Он действительно запал ей в душу, и она считала необходимым защищать все, что было в его собственности. Любишь меня, люби и мою собаку.
