Вора арестовали на следующий же день, и после десяти месяцев, проведенных на бутырских «шконках» и в пересылке на Красной Пресне, арестант по тогдашней 144-й статье УК отправился на одну из многочисленных «лесных» зон в Коми АССР, где и пробыл почти четыре года. Срок он вновь отмотал «мужиком», имея репутацию «правильного», «путевого» арестанта. Кашкет честно тянул свой срок, вкалывая до седьмого пота, никогда не вступал в сомнительные сделки с администрацией ИТУ, никогда не сдавал «кентов».
А умение виртуозно играть в карты и принципиальность в отдаче долгов лишь добавляли ему авторитета.
Отмотав срок от звонка до звонка, Коля вышел на свободу. Продал дом в Люберцах, оставшийся после смерти родителей, купил скромную «хрущевку» в Москве, устроился экспедитором в торговый кооператив…
И играл, играл, играл… Играл он везде: с соседями по дому, в поездах, в банях, у знакомых, но чаще — на «игровой хате», эдаком закрытом клубе, где собирались такие же фанатики, как и он сам. Кашкет уже не мог прожить без щемящего холодка азарта — карты стали смыслом и символом его существования.
* * *
В декабре 1996 года Коля случайно встретил знакомого кента из Санкт-Петербурга, с которым сидел еще на «малолетке». Вавила — таким было «погоняло» этого знакомца — предложил выгодный бизнес: торговлю «фуфловым рыжьем». Вавила продемонстрировал Кашкету несколько якобы золотых колец, которые, по его словам, в неограниченных количествах продавали какие-то литовцы в Калининграде.
— Килограмм — пятьсот баксов, — убеждал Вавила, — а если вдувать хоть по три-четыре в неделю… Прикидываешь, сколько наварим?
Кашкетин сомневался: мол, время лохов, которые не умеют отличать золото от подделки, давно минуло. Однако Вавила сразу же развеял сомнения: мол, давай куда-нибудь в людное место отправимся, я при тебе и вдую…
Первое кольцо было впарено продавцу в сигаретном лотке рядом с Рижским вокзалом, второе — в подземном переходе на «Курской», третье — у самого Курского вокзала…
— Главное — в одном месте не светиться, — убеждал Вавила, — а с вокзальными мусорами при желании всегда можно договориться. Тут главное — приезжего лоха «укатать», придумать что-нибудь, чтобы он тебе поверил, как родному. Так что, подписываешься?
— Так ведь мы масть друг другу будем перебивать, — резонно засомневался Коля.
— Да чего там! Москва большая, приезжих много. К тому же я в основном у себя в Питере работать буду, так что я тебе не конкурент. Ну, что скажешь?
Кашкет все-таки колебался…
С одной стороны, ему очень не хотелось возвращаться к криминалу. Но с другой — сильно давил карточный долг, который он обещал отдать через месяц. К тому же вложения в бизнес выглядели минимальными, навар — серьезным, а в случае задержания мошенник всегда мог демонстрировать благородное негодование: мол, ничего не знаю, сам такое купил! Короче говоря, Коля согласился — этот путь к обогащению показался ему прямым и безопасным. Заняв деньги у старой любовницы Зинки, Кашкетин в обществе Вавилы отправился в Калининград, где каждый и приобрел по килограмму подделок, около двухсот разнокалиберных «обручалок», практически неотличимых от настоящих. Удивительно, но за следующий, 1997 год Кашкет умудрился продать большую часть «фуфла». Он уже подумывал об очередной поездке на Балтику и, если бы не попался на Белорусском вокзале, наверняка поехал бы.
Но сейчас, сидя в «блондинке», осужденный Кашкетин Н. В. думал о другом — о тех пяти годах, которые предстояло провести на «общаковой зоне». Впрочем, теперь его ждала пересылка на Красной Пресне — связующее звено между судом и этапом на зону…
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Cизо № 3 — Краснопресненская пересыльная тюрьма, существует с конца тридцатых годов. В этот следственный изолятор направляют лишь тех арестантов, по отношению к которым приговор суда уже вступил в законную силу. Как правило, вновь осужденных транспортируют в тюрьму на Красную Пресню прямо из зала суда. Здесь формируются этапы в исправительно-трудовые учреждения всех четырех режимов: общего, специального, строгого и особого.
Средний срок пребывания заключенных в сизо № 3 — от нескольких недель до нескольких месяцев, хотя бывают случаи двух— и даже трехлетнего содержания в этой тюрьме. Большинство осужденных пишут кассационные жалобы, срок рассмотрения которых — от 7 до 15 дней.
Заключенные, прошедшие через Краснопресненскую пересыльную тюрьму, единодушно отмечают, что атмосфера здесь значительно отличается от той, что царит в остальных московских тюрьмах. Дух скорей лагерный, нежели тюремный: «воздух зоной пахнет». Объясняется это тем, что пребывание в Бутырке, «Матроске» или Лефортове оставляет определенные шансы выйти на волю, а из сизо № 3 путь лишь один — на зону. Именно потому на Красной Пресне, как ни в одном другом московском следственном изоляторе, блюдут воровские законы: с «беспредельщика» могут строго спросить сразу по прибытии в лагерь.
Камеры обычно переполнены: в каждой ожидают этапа от 30 до 70 арестантов. Переполненность камер, постоянный «оборот контингента» и антисанитария часто приводят к распространению инфекционных заболеваний.
Краснопресненскую пересыльную тюрьму прошли едва ли не все представители московского криминалитета: от воров старой, так называемой нэпманской формации и до лидеров «новой братвы». Конфликты между ними, как правило, весьма редки.
Коля Кашкетин уже бывал на Красной Пресне: во время второй «ходки» он проторчал тут почти полтора месяца, ожидая этапа в Коми АССР. Произошло это почти десять лет назад, и с тех пор на Краснопресненской пересылке почти ничего не изменилось: все те же переполненные камеры, оба яруса которых забиты арестантами, все тот же сон в три смены, все то же зловоние параши, нестираного белья и немытых тел.
На пересылке царила атмосфера вокзала. Правда, «кассир» из ГУИНа еще не выписал билетов, да и пункт назначения был не известным. А потому оставалось лишь ждать, коротая время за игрой; так на любом вокзале в ожидании поезда принято развлекать себя шахматами, домино и особенно картами…
Через три дня после водворения в пересылку Кашкет нашел достойного соперника. Им оказался пятидесятилетний казанский татарин Равиль, особо опасный рецидивист с пятью судимостями, по виду спокойный и доброжелательный человек. Равиль умел играть во все карточные игры, известные в тюрьмах, но, как и Коля, предпочитал «буру». К вечеру, купив у «вертухая» колоду, соперники уселись на «шконке», отгородившись от остальных сокамерников занавеской из простыни.
И началась «бура»…
Наверное, «бура» — самая «зековская» из всех карточных игр. При внешнем просторе она предполагает не столько везение, сколько точный расчет, умение переиграть соперника психологически и особенно — выдержку и хладнокровие.
— Что стоит кон? — спросил Кашкет, глядя, как татуированные пальцы Равиля вскрывают упаковку колоды.
— Давай червонец, — предложил тот.
— Десять рублей? — удивился Коля столь мизерной ставке.
