Большая часть преступниц до вступления приговора в законную силу была замужем. К концу срока подавляющее большинство из них разводятся.
До 50 % женщин, побывавших в учреждениях пенитенциарной системы (сизо и ИТУ), находятся под наблюдением психоневролога.
15 % женщин-преступниц имеют две судимости, 28 % — три и более 7 % признаны особо опасными рецидивистками.
Товарки по несчастью попались понятливыми — выслушав Наташин монолог о несчастной любви и подлеце Лехе, никто не осудил ее, и лишь Светка понимающе кивнула:
— Вот она, молодость… Нашла кому довериться! Надо было или в Питер его не отпускать, или сразу, как отпустила, аборт делать, или предохраняться. Впрочем, чего уж теперь…
— Да тут тоже люди живут, — вступила в беседу Тамара.
— Скучно только: сама понимаешь — бабы. Правда, месяца два назад куда хуже было: трех цыганок нам сунули. Суки такие — вороватые, грязные, гадкие… Били их всей камерой, за волосы таскали — слава богу, сбагрили. А так — ругаемся, интригуем, деремся даже иногда… А что еще делать — мужиков-то нету.
При упоминании о мужиках Наташа кстати или некстати вспомнила красавца-адвоката; она видела его лишь однажды в жизни, но еще в ИВС поняла, что влюбилась…
— Наталья Николаевна, ваше дело хрестоматийно, вы во всем признались, экспертиза установила вашу вменяемость, и боюсь, что вряд ли я чем-нибудь смогу вам помочь.
Сергей Васильевич, а именно так звали адвоката, вздохнул и, поправив дорогую заколку на галстуке, сочувственно взглянул на клиентку.
Как ждала этого момента Наташа!
Как к нему готовилась!
Ей так хотелось понравиться, так хотелось влюбить в себя этого мужчину, несомненно, порядочного и благородного!
Это не какой-то двадцатичетырехлетний малолетка Леха. Если бы от этого она ребеночка умудрилась забацать, Сергей Васильевич вряд ли бросил бы ее.
За те сорок минут, которые оставались у нее до встречи с защитником, она успела переодеться в самые лучшие шмотки, взятые на время свидания у Тамары и Светы, нанести макияж и даже наскоро помыть голову. Правда, голова еще не высохла, и мокрые пряди липли к шее, холодили лоб.
— Я понимаю… — вздохнула она и неожиданно для собеседника улыбнулась; улыбка была до того некстати, что тот нахмурился.
— Наталья Николаевна, вы осознаете свое положение?
— Да-а, — хлопнув ресницами, произнесла она.
— Но я все равно буду бороться. Я внимательно изучил вашу биографию… Думаю, есть смысл просить смягчения приговора, учитывая вашу личность и социальную среду.
— А мне много дадут?
— Вы уже спрашивали об этом при первой встрече. Потолок — пять, но, думаю, вы получите не больше трех лет. Если суд, конечно, пойдет нам навстречу. А теперь, — Сергей Васильевич подался чуть вперед, и Наташа, ощутив запах дорогого парфюма, едва не застонала, — давайте кое-что уточним.
— Сергей… — на выдохе произнесла она.
— Васильевич, — напомнил защитник.
— Сергей Васильевич… — Девушка долго морщила лоб, как человек, который хочет сказать что-то очень серьезное, но по каким-то причинам не решается этого сделать.
— Вы хотите мне сообщить что-нибудь из того, что касается предстоящего суда или следствия? — в голосе собеседника послышались официальные нотки.
— Да нет. Сергей… Васильевич, простите, а можно один вопрос?
Адвокат приязненно улыбнулся.
— Конечно!
— А вы женаты?
— К нашему с вами делу это не относится, но если так интересно, сообщу: да, женат, и у меня двое детей, два сына.
— А жена ваша кто? — унылым голосом спросила Наташа.
— Это к делу не относится. Впрочем, скажу: журналистка она, в газете работает. Свою жену я очень люблю, она меня тоже. А теперь к делу. Итак, после окончания ПТУ, где вы получили специальность швеи-мотористки, вы пытались устроиться на работу?
— Да, — безучастно кивнула подследственная.
— И что?
— Не взяли.
— Почему?
— Да кому теперь швеи нужны? Вон все рынки китайскими да турецкими шмотками забиты. Брали меня на одно место, да там, как выяснилось, зарплату не платят. Так что мне, за «спасибо» работать? А жить как?
Сергей Васильевич спрашивал, Наташа автоматически отвечала. Мир уже не играл красками, он тускнел, сдувался, как дырявый воздушный шарик.
Оказывается, он был женат. Впрочем, все правильно: такие мужики на дороге не валяются. Их очень быстро к рукам прибирают. Да и не такие девки, как она, швея-мотористка…
— Простите, Сергей Васильевич, — произнесла она, когда беседа подошла к завершению. — А мы с вами еще хоть раз увидимся?
— Боюсь, что только на суде, — сухо кивнул тот. — Ну, всего хорошего…
…Спустя полчаса Наташа уже была в своей камере.
Подследственные женщины, уже знавшие все перипетии «романа с адвокатом», обступили товарку, едва за ней закрылась железная дверь.
— Ну, что он тебе сказал?
— Ой, бабоньки… — выдохнула из себя девушка, не замечая, как из глаз ее покатились крупные слезы, — ой, что было, что было! Ждать, говорит, буду, как из тюрьмы выйдешь, встречаться будем. Только жена у него и детишки малые — жену не любит, да только из-за детей бросить не может.
Подследственная провела в сизо почти полгода с момента ареста; как объясняли ей арестантки, провожая на суд, это было еще по-божески.
Исход судебного заседания был предрешен — подсудимая Степанкова Н.Н., естественно, признавала вину. Впрочем, она и не слушала ни судью, ни обвинителя. Наташин взгляд был прикован к красавцу-адвокату.
— Да, моя подзащитная виновна, — говорил Сергей Васильевич, — но все-таки я хочу попросить уважаемый суд о снисхождении. Да, она выбросила своего ребенка на помойку. Но разве не выбросило наше государство из жизни саму Степанкову? Как знать, если бы она имела работу, если бы ей были гарантированы социальные права и защита со стороны государства, может быть, все сложилось бы иначе.
Адвокат говорил страстно, красиво, жест его был скуп, но выразителен. Наташа слушала молча и трепетно, иногда ей казалось, что речь идет не о ней, а о ком-то другом; казалось, что все это — захватывающая серия латиноамериканского сериала из жизни бедных и богатых.
— Я очень прошу уважаемый суд учесть личность моей подзащитной и ту социальную среду, в которой она выросла, — закончил адвокат.
Наталья Николаевна Степанкова получила по приговору три года лишения свободы. Год она отбыла в Можайской женской колонии. Профессия швеи-мотористки, полученная когда-то в ПТУ, пришлась тут как нельзя кстати: Можайская колония специализируется на пошиве рабочих рукавиц и спецодежды. Таким образом, учреждение пенитенциарной системы оказалось первым в России, востребовавшим Наташин труд по специальности.
