Как бы то ни было, но мы встречались с Солоником каждый день. Я немного стал привыкать к нему, он — ко мне. Разговаривали мы на отвлеченные темы, по делам работу не начинали, поскольку, кроме обвинения и пары допросов, никаких следственных действий в отношении Солоника не проводилось.
Солоник обустраивал камеру. У него уже был телевизор с пультом, небольшой холодильник, электротермос, вентилятор, небольшая компьютерная игра, книги и журналы, которые он тоже получал с воли по заявлениям, которые подписывались администрацией изолятора. Надо сказать, что администрация относилась к нему достаточно гуманно.
Когда конвоиры выводили Солоника, то я обратил внимание, что они относятся к нему с симпатией и уважением. Вероятно, оттого, что Солоник был все-таки неординарным заключенным. Нетрудно было догадаться, что это был обеспеченный человек. Он носил хорошую одежду, дорогие кроссовки, его ежедневно посещал адвокат. Да и обстановка в камере… Александр держался с конвоирами просто, никогда не грубил, всегда был приветлив.
Я обратил внимание, что Солоник всегда старался говорить с конвоирами. Кому-то он пытался всучить сигареты. Многие отказывались и сигареты не брали, вероятно, понимая, что все они находятся «под колпаком» у оперативников следственного изолятора.
Почти всегда нам предоставляли один и тот же кабинет, хотя вообще сказать, что кабинеты никто ни за кем не закреплял. А кабинетов в следственном изоляторе было немало. На третьем — около двадцати, на четвертом — около пятнадцати, и на пятом — с десяток. Так что не было гарантии, что попадешь в один и тот же кабинет. Я же получал один и тот же — 78-й. Это натолкнуло меня на мысль, что он оборудован прослушивающей аппаратурой, хотя это было грубое нарушение закона.
Поскольку к тому времени у меня было еще несколько уголовных дел, иногда приходилось вызывать и других клиентов, то эти клиенты также доставлялись в 78-й кабинет.
Однажды я договорился со следователем о встрече для подписания заключения по уголовному делу на основании статьи 201 УПК РФ. Статья констатировала окончание следствия. Мы решили встретиться в «Матросской тишине» с двенадцати до часу дня.
— А как я вас найду там? — спросил следователь.
— Спросите у дежурного, в каком кабинете я работаю, он вам скажет.
Действительно, на следующий день следователь пришел. Глаза у него были удивленные. Я спросил, в чем дело.
— Представляете, — объяснил следователь, — я захожу в дежурную часть, называю вашу фамилию, спрашиваю, в каком кабинете работаете. И тут человек отвечает, называя вас по имени-отчеству, что вы работаете в своем постоянном кабинете номер 78. Ничего себе, думаю, адвокат свой постоянный кабинет имеет в следственном изоляторе!
Для меня это не было такой неожиданностью. Я уже давно понял, что этот кабинет «заряжен» под моего особо опасного клиента. Я знал, что и Генеральная прокуратура, и Следственный комитет имели свои резервные кабинеты, которые никто не занимал.
В «Матросской тишине» было два таких кабинета, которые постоянно были закрыты, кроме случаев приезда начальства или следователя по особо важным делам. Для моего же клиента было сделано исключение — постоянно выделялся определенный кабинет.
Все беседы записывались и прослушивались. Уже после побега Солоника все мои догадки полностью подтвердились.
Но время побега еще не пришло, пока происходили только небольшие ЧП. Первое было мелким, но навело меня на определенные мысли.
Как-то, придя на встречу с Солоником, я спокойно сидел и беседовал с ним в кабинете. Вдруг в дверь постучали. Вошел сотрудник тюрьмы, одетый в обычную форму, с погонами старшего лейтенанта. Он обратился ко мне по имени-отчеству и сказал:
— Вы поставили машину перед тюрьмой, сработала сигнализация. Спуститесь вниз.
Я хотел выскочить, но, перехватив удивленный взгляд Солоника, спросил:
— Я могу сейчас выйти?
— Конечно, — сказал старший лейтенант. — Я пока побуду с вашим клиентом.
Я попытался быстро выйти из тюрьмы. Но это было не так просто. Нужно было пройти несколько дверей, проходных, каждый раз предъявляя документы. Наконец я вышел на улицу. Действительно, на моей машине, стоявшей недалеко от входа в следственный изолятор, работала сигнализация.
Там уже собрались уличные зеваки. Кто-то из них ждал адвокатов, кто-то пытался увидеть в окнах родственников и передать им сообщения — все они столпились возле моей машины. Я попытался отключить сигнализацию, но безуспешно. Тогда, открыв капот, я сбросил клемму аккумулятора.
Это у меня получилось, однако сигнализация продолжала работать. Я попробовал отвернуть звуковой колокол от основного механизма сигнализации, но она не замолкала. Пришлось отсоединить колокол, завернуть его в куртку, бросить в багажник машины. Но даже тогда, когда я, уже простившись с Солоником, ехал по улицам Москвы в автосервис, из моего багажника доносился вой сирены.
Я заехал в небольшую мастерскую, где работали знакомые автослесари, и оставил им машину для восстановления сигнализации. Как выяснилось после, необходим был специальный ключ, который отключал сигнализацию. Я его не взял с собой в тот день.
Но результат ремонта моего автомобиля превзошел все мои ожидания. Когда я через пару часов зашел за машиной, я увидел растерянные лица автослесарей.
— В чем дело? — спросил я.
Один из них ответил:
— Вы знаете о том, что ваша машина «заряжена»?
— Как? В каком смысле?
— Посмотрите сюда. — И они показали мне, что под дверью со стороны водителя была пристроена черная коробочка с мигающим сигналом.
— Что это такое? — поинтересовался я.
— Мы не специалисты, но это либо подслушивающее устройство, либо маячок для отслеживания местонахождения вашего автомобиля. Так что вы под колпаком, это уж точно.
Позже, после побега Солоника, когда все пресс-службы стали отслеживать адвоката, я узнал, что с моей скромной персоной работала служба безопасности президента, ФСБ, РУОП, а впоследствии вплотную занялась Петровка.
Вероятно, кто-то из них и подложил мне маячок, чтобы знать, куда, по какому маршруту ездит адвокат, о чем говорит по телефону из машины, и тем самым выйти на след сообщников Солоника.
Посещая Солоника каждый день, я старался внушить ему психологическую уверенность в том, что к нему не будет применена смертная казнь. В те дни Россия должна была быть принята в Совет Европы, и одним из условий проведения этой процедуры была отмена смертной казни.
Поэтому я старался приносить ему газеты и журналы, где освещались дискуссии по поводу отмены или сохранения смертной казни. Я убеждал его, что если нас примут в Совет Европы — а Россия стремится к этому, — то смертная казнь должна быть отменена автоматически.
Поэтому я был уверен, что смертная казнь в отношении Солоника не будет применена, так как не рассчитывал, что следствие закончится в ближайшее время. И Солоник поверил в это. Он стал прикидывать, в какой из лагерей его могут отправить. Он решил, что скорее всего его отправят в знаменитый «Белый лебедь» — тюрьму строгого режима для особо опасных преступников-рецидивистов.
