Настроение его и психологическое состояние были стабильными и ровными. Он всегда держался ровно, с лица не сходила улыбка. Ничто не предвещало каких-либо переломов в его поведении.
Но наступил день, когда его размеренная жизнь и душевное равновесие были нарушены. Первый гром раздался 10 января 1995 года, когда в «Известиях» появилась статья под названием «Наемный убийца. Штрихи к портрету легендарного киллера».
Спустя неделю газета «Куранты» опубликовала статью «Курганский Рэмбо». Автором ее был Николай Модестов, будущий автор книги «Москва бандитская». Эти публикации резко изменили психологическое состояние Солоника.
Когда я впервые прочел эти статьи, я был в шоке. Во-первых, после той памятной перестрелки на Петровско-Разумовском рынке в октябре 1994 года про Солоника уже стали забывать. Более того, вся информация о нем была засекречена. С меня взяли подписку о неразглашении следственных действий. Любая утечка информации через следователей была практически невозможна.
Вдруг ни с того ни с сего появляются две статьи с подробным описанием не только его биографии, но и перечнем заказных убийств, в которых он обвинялся. Да еще такие имена, фамилии, клички представителей элиты уголовного мира… Зачем были нужны эти публикации? Затем, чтобы уголовный мир свел счеты с Солоником. Или для того, чтобы подготовить почву для будущего суда — мол, посмотрите, кого вы будете судить!
Скорее всего верной была первая версия — чтобы уголовный мир самостоятельно свел счеты с убийцей.
Мы с Наташей долго думали, знакомить Солоника со статьями или нет. Все же решили показать — пусть знает правду.
Я принес ему статьи. Солоник был в бешенстве. Я никогда его не видел в таком состоянии.
— Как же так?! Ведь они даже не пришли ко мне, не спросили ни о чем! Не зная меня, писать такое… такую чушь…
Я выждал, пока он выговорится и его гнев утихнет, и сказал:
— Дело не в этом. Главное в том, что эти статьи опубликованы не случайно. Единственное, что они не указали, это в каком следственном изоляторе ты находишься. Но опытному человеку нетрудно вычислить. Так что ты понимаешь, что может быть после этих статей?
— Да, — ответил Солоник. — Значит, нужно выработать новую систему поведения…
Спустя два дня — прокол, который произошел совершенно случайно и прогнозировать который было невозможно. Нужно сказать, одним из главных условий моего контракта работы с Солоником было то, что я не должен был никому называть фамилию моего клиента.
Особенно это касалось братвы уголовного мира, так как ясно было, что Солоником многие интересуются, чтобы свести с ним счеты. Поэтому я никому никогда не говорил, что я работаю с Солоником. Он также никому не говорил о своем адвокате, так как сидел в одиночке и ни с кем не был связан. Я, конечно, знал, что он переписывался с соседними камерами, посылая «малявы», но что именно он и есть Солоник, он никому никогда не писал.
И тут, через два-три дня после выхода злополучных статей, я приехал в следственный изолятор, вызвал Солоника и еще одного заключенного — достаточно известного авторитета уголовного мира, который находился в общей камере «Матросской тишины».
Беседуем с Солоником, и вдруг в кабинет вводят второго моего клиента. Видимо, конвоир, приведший авторитета, посчитал, что я работаю с таким же обычным уголовником и никакой опасности в их встрече нет. Хотя инструкция категорически запрещает работать одновременно с двумя клиентами, исполнение этой инструкции лежит не на адвокате, а на работнике следственного изолятора. А он и запустил ко мне нового.
Второго клиента звали Рафик К., и он принадлежал к одной из московских группировок. Войдя в кабинет, он поздоровался и сел за стол. В то время Солоник читал газету. Подняв глаза, он внимательно посмотрел на Рафика. Рафик также взглянул на Солоника. Затем между ними начался обычный разговор: где сидишь, откуда, из какого района… Спрашивали друг друга по очереди.
Потом нашли общих знакомых среди авторитетов. Когда разговор заканчивался и я нажал кнопку вызова конвоира, чтобы Солоника забрали, неожиданно тот спросил:
— А ты знаешь, кто я?
Рафик ответил:
— Нет.
— Слышал о Петровско-Разумовском рынке?
— Конечно.
— Так вот, я — Солоник.
— Как Солоник?! — обалдело переспросил Рафик.
Солоник, улыбнувшись, вышел из кабинета. На следующий день я спросил у него:
— Зачем ты раскрыл себя? У нас же было условие полной секретности твоего пребывания тут.
— Да ладно! Ничего. Кому надо — тот уже и так все знает.
Я стал забывать об этом случае, когда через несколько дней снова вызвал Рафика К. для беседы.
Тогда мы уже были в кабинете один на один. После вопросов, которые мы выясняли с ним в отношении его дела, он неожиданно наклонился ко мне и произнес:
— А в какой камере сидит Солоник?
Я оторопел от неожиданности.
— А зачем тебе это знать?
— Да так… Серьезные люди интересуются…
Я понял, что этот прокол может иметь весьма неприятные последствия, если серьезные люди из заключенных уже заинтересовались местонахождением Солоника. Среди них могут быть и представители группировок, лидеров которых убрал Солоник, и другие враги. Я начал убеждать Рафа не ввязываться в это дело:
— Зачем тебе это нужно? И так над тобой 103-я статья висит (а это — умышленное убийство без отягчающих обстоятельств)!
Через несколько дней — новая беда. То ли статья сделала свое дело, то ли еще что, но на очередной встрече Солоник, пригнувшись ко мне, прошептал на ухо:
— Стремная ситуация! Надо что-то делать!
— Что случилось?
— С воли пришла «малява» от воров с моим смертным приговором. Подписали его четырнадцать воров в законе, двенадцать из которых — кавказцы. У вас есть связи с ворами?
У меня были три клиента из воров в законе, но они сидели не в «Матросской тишине»: один — в Бутырке, двое — в Лефортове.
— Да, — ответил я, — есть. Но откуда ты знаешь про эту «маляву»? Ты ее читал?
— Я знаю, — сказал он, — и из проверенных источников. — Он намекал на то, что его информирует кто-то из оперативных работников изолятора либо конвоиры. — Я уже написал ответную «маляву» Якутенку.
К тому времени в «Матроске», в камере над Солоником, сидел вор в законе Якутенок, с которым Солоник и затеял переписку. Они обменивались «малявами», обменивались информацией. Я знаю, что потом Солоник внес свою долю в тюремный «общак».
С Якутенком у него были нормальные отношения. Но надо было устанавливать их и с другими ворами.
Поняв, что моему клиенту угрожает очень серьезная и реальная опасность, я начал обдумывать дальнейшие свои действия. Выходить на воров в законе, которые находятся на воле, я пока не решился, поэтому стал действовать через тех, кто находится в других изоляторах.
