У автора – обостренный слух и наметанный глаз журналиста и художника слов. Мы слышим сочную народную речь его бабушки или сторожа Федотыча на правительственной даче, живые диалоги спо рящих политиков и дипломатов, неторопливый говор писателя Троепольского.
На эпохе, названной автором пресловутой, лежит трагический отсвет, который искусно передает писатель….Тем не менее повествование не вызывает мрачного чувства, ощущения безысходности. Оно пронизано шуткой, светлым юмором, даже самоиронией…
Из рецензии Ольги Кучкиной в «Комсомольской правде»
Странно, что человек, сделавший оглушительную карьеру, от литсотрудника «Комсомольской правды» до министра иностранных дел (а еще главный редактор КП, а еще посол в трех странах), примерял к себе жизнь диссидента. Перебрав именитых, с кем свела работа, от Алексея Аджубея до Горбачева, Галины Улановой и принцессы Дианы, кому главка, кому две строки, о ком с искренней симпатией, о ком с такой же антипатией, Панкин, с его высоким самомнением, обращается к Владимиру Буковскому, с которым встретился и по дру жился в Лондоне: «И сколько еще раз потом мое чувство собственного достоинства и уважения к себе разбивалось, как морская волна о скалы, о судьбу и личность этого человека».
Из статьи Дмитрия Бабича в «Московских новостях»
Кому-то может показаться, что все это – далекая история. Но разве и сегодня не востребованы «разбитные идеологические бойцы», способные «переводить ортодоксальные постулаты на слегка приблатненный язык», как иные персонажи из книги Панкина… Так что не будем торопиться с выводами, какая эпоха лучше…
Из статьи Анатолия Юркова в «Российской газете»
В «Пресловутой эпохе» каждый объект и субъект исследования индивидуален – и явление, и человек, и сюжет и даже, извините, баран… Тот баран, которого Давид Кугультинов вместе с Константином Симоновым везут из Калмыкии в Волгоград в багажнике в подарок своему другу Михаилу Луконину по случаю его юбилея. Тот баран, который, будучи помещен по прибытии в ванную, съел всю зелень, привезенную к праздничному столу грузинскими собратьями юбиляра.
Как говорили классики, истина всегда конкретна. Оказывается, кумиры могут быть в жизни и другими. А совсем не такими, как пишут о них в учебниках.
Из статьи Евгения Ривелиса, кафедра славистики Стокгольмского университета. Перевод со шведского
«Пресловутая эпоха», новая книга Бориса Панкина, вышедшая недавно в Москве, – это одновременно и настоящая литература, и совершенно уникальное свидетельство, обладающее неоспоримой доказательной силой. В едва ли не по-чеховски исчерпывающем описании многочисленных и значимых человеческих типов общества, выполненном с психологической точностью и наблюдательностью, проступает эпоха с ее лицом и душой, анатомией и физиологией – без цензуры и сентиментальности, что относится и к самоимиджу автора… Ни роман, ни чисто документальное произведение не могли бы произвести такого эффекта – ощущения широкого и многогранного литературного повествования, вырастающего из свидетельских показаний.
