После капитуляции шведский гарнизон получил разрешение на судах уйти в Ниеншанц. 239 оставшихся в живых солдат и офицеров покинули крепость с четырьмя пушками, с оружием в руках, с распущенными знаменами и с пулями во рту1. Потери с русской стороны составили 538 человек убитыми и 925 ранеными. Русские солдаты, погибшие при штурме, были похоронены в братских могилах на территории крепости и на Преображенской горе [Дьякова, Виноградова 2006, с. 57]. «Зело жесток сей орех был, однако славу богу, счастливо разгрызен» – писал Петр после штурма. Крепость была переименована царем в Шлиссельбург – Ключ-город. Со взятием твердыни русские получили возможность сразу развивать наступление к устью Невы, где в Ниеншанце со дня на день ожидали их появления, но не воспользовались шансом. Из-за опасности шведского наступления в Лифляндии войска Шереметева возвращались в Псков, поэтому штурм Ниеншанца откладывался на следующий год. В действиях русского командования по-прежнему чувствовалась неуверенность в собственных силах.
Это означало сохранение воинской чести.
Только весной в Шлиссельбурге для похода к устью Невы предполагалось собрать необходимое вооружение, снаряжение, провиант и нужное число барок для подвоза артиллерии. Меншикову, назначенному губернатором взятой крепости, предписано отремонтировать годные суда на Ладоге и в Волхове. Апраксину велено прибыть к Шлиссельбургу из Назии, а Шереметеву выдвинуть для прикрытия отряд к Ямбургу. Планировалось овладеть Ниеншанцем весной, еще до подхода шведского флота.
Имеются сведения, что генерал Крониорт, расположившийся лагерем перед Ниеном в 1702 г., построил там новые укрепления. Судя по всему, это были три бастиона, вынесенные перед крепостью на мысу между Невой и Охтой, строительство которых планировалось с 1660-х гг., а также укрепления, окружившие Спасское село, – на левом берегу Невы. Однако паника, вызванная падением Нотеборга, и малочисленность гарнизона Ниеншанца стали причиной спешной эвакуации жителей Ниена в Выборг. Город же «с церковью и школой был 20 октября из страха перед врагом… нашими собственными офицерами превращен в пепел», – сообщал в своем сочинении современник событий последний ректор ниенской школы Габриэль Хинкель [Шаскольский 1986, с. 50, 1987, с. 335]. Это объясняется тем, что гарнизон ожидал подхода русских войск со дня на день, а городские строения Ниена могли быть использованы штурмующими в качестве укрытия на подступах к крепости. По описаниям с русской стороны, «неприятель после того как отревожен был, что он опасался осады, весь город без фортификации сущей против шанца выжег и больше двух дней в городе горело». В третьем выпуске январских «Ведомостей» 1703 г. сообщалось: «ноября 18 день… полковник Апполов, губернатор Нового Шанца, увидев, что сей город осажден быти имел, оной сжечь приказал, как и магазин, который там собран был к пропитанию войска на 4 месяца» [Шарымов 1994, с. 111].
С началом новой кампании после получения царского указа Шереметев 23 апреля 1703 г. выступил из Шлиссельбурга по северному берегу Невы с 20 тыс. пехоты к Ниеншанцу. Вместе с ним находились генерал Репнин, генерал-майор Чамберс и генерал-майор от артиллерии Брюс. 24 апреля войска остановились в 15 верстах от крепости. В ночь на 25 апреля двухтысячный отряд совершил разведывательный рейд по Неве к Ниеншанцу: «…счастливо к городу пришли и шведскую драгонию во 150 человек, у самого рва стоящую, напав и збив их с квартиры, к бегству принудили, из которых у ворот градских двух человек взяв, первым валом овладели и при том щастливом действии, зело смелым сердцем и мужественно на один бастион малыми людьми, несколько из той партии жестокое нападение учиня взошли. А к тому, не имея при себе к приступу не в чем готовности, принуждены отступить» [Книга Марсова 1766, с. 14].
26 апреля основные силы русских войск подошли к городу и расположились близ неприятельского вала, служившего защитой от пушечной и фузейной стрельбы. Судя, по всему, внешние укрепления были оставлены защищающимися и все вооружение и гарнизон сосредоточены в основной крепости. В тот же день из Шлиссельбурга в обозе прибыл «капитан бомбардирской» Петр I, а на судах были доставлены пушки, мортиры и иные припасы.
На южном побережье Невы, недалеко от современного Кировска, в XVIII–XIX вв. существовало памятное место «Красные сосны», где, по легенде, отдыхал царь во время штурма Нотеборга, по другим сведениям – по пути к Ниеншанцу
[64].
Той же ночью русские войска стали сооружать апроши или шанцы в 20–30 саженях от крепости. Неприятель препятствовал этому пушечной стрельбой. 27–28 апреля продолжалось рытье шанцев в сторону городового рва, оборудовались батареи и кетели для установки мортир. Велась перестрелка из ружей, а кроме того, «из города по наших из мортир бомбы и каменья непрестанно бросали» (рис. 89, см. с. X вклейки). 29 мая начали интенсивный артиллерийский обстрел крепости. 30 апреля велась перестрелка. 1 мая на рассвете, после залпа осаждающих из пушек и мортир, на городовой вал вышел барабанщик и ударил к сдаче в барабан. После этого артобстрел прекратился и гарнизон капитулировал. Позднее он получил разрешение покинуть крепость и уйти в Выборг.
В «Книге Марсовой» говорится, что во время осады Ниеншанца 28 апреля отряд гвардейцев под командованием Петра I на шестидесяти лодках совершил рейд к устью Невы. На взморье были заняты несколько мыз и оставлены три роты солдат для несения дозора. После сдачи Ниеншанца, вечером 1 мая, была получена информация о появлении у устья Невы шведского флота. Яхта «Астрильд» и бот «Гедан» вошли в него и стали на якоре. 6 мая Петр 1 во главе отряда из семеновцев и преображенцев на 30 лодках ночью напал на эти суда. Был открыт ожесточенный огонь «из ружей и ручными гранатами, и хотя с тех судов непрестанная по наших была пушечная и из мелкого ружья стрельба, однакож, наши по тому их жестокому сопротивлению, те суда взяли» [Книга Марсова 1766, с. 15–21].
Сходная версия событий имеется в описании Джона Дена, английского капитана, состоявшего на русской службе. От Котлина, где остановилась шведская эскадра, в Неву для выяснения положения Ниеншанца были направлены 12-пушечная шнява и 4-пушечный баркас. «Примерно в двух милях вверх по течению от устья реки с последних заметили присутствие со всех сторон русских войск и поняли, что город уже занят. Тем не менее, не предвидя опасности со стороны воды, ибо они знали, что у россиян не было здесь боевых судов, шведы оставались здесь некоторое время, продолжая свои наблюдения на глазах у неприятельской армии». Петр I, раздраженный такой бравадой, послал хорошо вооруженных людей, знакомых с морским делом, к «бару – узкому месту реки, переполненному со всех сторон песчаными мелями при отсутствии каких-либо вех, указывающих корабельный курс; место это было вполне доступно для плавания российских лодок, но неудобно для неприятеля. Шведы, заметив движение лодок вниз по другому рукаву реки, решили отступить к своему флоту, но лишь только они достигли бара, наступила ночь, поднялся противный западный ветер, который заставил их идти сугубо по течению; в тот самый момент на них напали русские, осыпая их со всех четырех сторон пулями». Шведы отчаянно сопротивлялись, но обстоятельства были против них. Шнява села на песчаную мель и после отчаянного сопротивления и гибели большинства команды была захвачена. Такая же участь постигла и баркас [Ден 1990, с. 20–21].
