Справиться с настырной предупредительностью парнишки оказалось не так-то просто. Он упорно хотел отправить подруг к дяде Васе. И не желал сообщать адрес Лехи, явно опасаясь упустить выгодных клиентов. Так и не добившись от пацана толку, Кира была вынуждена отступить.
– Пошли в магазин, – подсказала ей Леся.
Дорогу к желтому магазину, уже хорошо знакомому подругам, девушки отыскали без проблем. У дверей возилось нечто необъятных размеров, что при ближайшем рассмотрении оказалось Татьяной – продавщицей из винно-водочного отдела. Она пыталась справиться с огромным амбарным замком, на который закрывалась дверь магазина. И появлению подруг ничуть не обрадовалась.
А когда услышала про Леху, и вовсе обозлилась:
– Зачем вам этот парень? Дерьмо он, а не человек!
– Почему?
– По кочану!
И не отвечая, Татьяна дернула за дужку замка, которая от сильного рывка наконец-то встала на место. Замок щелкнул и закрылся. А Татьяна, шумно вздохнув, двинулась прочь. Подруги переглянулись. Что делать? Продавщица была явно не расположена к откровенности. Но, кроме нее, на улице никого уже не оставалось. Так что подругам выбирать было не из кого. И они пошли за Татьяной, пытаясь разговорить или как-то умилостивить злую бабу.
– Места у вас исключительные, – начала разговор Кира.
– Речка чудесная!
– И красиво как!
– Природа!
– А рыбалка, наверное, еще лучше!
– В чистой воде рыба всегда водится.
– А речка у вас прозрачная, как слеза!
Вести беседу вприпрыжку было не очень-то удобно. Но Татьяна не останавливалась, перла, словно бульдозер. В диалог с подругами она не вступала по-прежнему. Местная экология ее интересовала весьма мало. Упоминание о рыбалке вызвало лишь кривую ухмылку. А на природу Татьяне было наплевать вовсе.
И девушки уже начали отчаиваться, но все же не оставляли попыток разговорить Татьяну. Но внезапно тетка резко свернула к покосившейся калитке и, остановившись, злобно поглядела на подруг и ткнула пальцем в соседний дом:
– Вон там ваш Лешка обитается. Тьфу на него и на всех, кому он нужен!
И сделав этот последний выпад, Татьяна скрылась за калиткой собственного дома. А подруги, развернувшись, посмотрели на тот дом, который им указали.
Глава 4
В доме у Леши светилось всего одно окно. Белые тюлевые занавески тихо колыхались на ветру, а за окнами в комнате работал телевизор. По стенам мелькали огни и раздавалась танцевальная музыка. Там явно смотрели какой-то концерт. Три окна Лешиного дома выходили как раз на улицу. И подругам удалось разглядеть за занавесками силуэт пожилой женщины, мирно вяжущей перед экраном телевизора.
Больше они увидеть ничего не успели, потому что из дома Татьяны раздался дикий вопль. А за ним – еще, и еще один. Затем крики слились в один сплошной вой, а затем из дома вылетела и сама продавщица. Волосы у нее были встопорщены, ярко накрашенные глаза выкатились из орбит так, что казалось, вот-вот вывалятся. И она напомнила подругам кого-то до боли знакомого. Но вот только кого? А?
– А-а-а! – орала Татьяна, некрасиво раскрыв накрашенный рот. – А-а-а! Убили! Убили! А-а-а! Помогите!
Завывая, словно иерихонская труба, баба пронеслась мимо подруг, выскочила на середину улицы и завыла еще громче:
– Люди добрые! Да что же это в мире делается?! Ведь убили же! Убили девку! А-а-а! Горе-то какое! Горе страшное!
На крики продавщицы из домов высыпали люди. Надо же, только что никого не было, и в один миг улица наполнилась народом. Это только в больших городах люди сидят по своим углам и носа не кажут, хоть оборись перед их дверью. В деревнях и селах люди до сих пор куда отзывчивей к несчастьям других. Может быть, отчасти дело в том, что в деревнях развлечений мало. И каждое событие тут на вес золота. Не дай бог пропустить!
К Татьяне уже подбежали несколько женщин-соседок, а с другого конца улицы подтягивались еще, и еще какие-то люди.
– Что случилось?
– Тань, чего орешь-то?
– Кого убили?
– Танюха, да ответь нам нормально!
Но продавщица только орала и мотала головой. Внезапно из толпы высунулась большая волосатая лапа и с размаху залепила тетке пощечину. Все ахнули. А Татьяна резко заткнулась и почти спокойно сообщила:
– Убили! Сеструху мою зарезали! В доме лежит! А уж кровищи!
Новость резко диссонировала с тем спокойствием, с каким выложила ее Татьяна. И вначале все просто не поняли, что же на самом деле случилось. Первой очнулась низенькая тетенька с пронзительными маленькими глазками и чахлым хвостиком на затылке, стянутым простой черной резинкой.
– Танька! – ахнула она. – Да ты что? Правда, что ли? Убили? У тебя дома?
– Ну!
– Не верю.
– Сама пойди и глянь! – огрызнулась на нее Татьяна. – Я еще из ума не выжила. И галюников у меня нету! Там она и лежит, прямо у входа! Я как вошла, сразу на нее наступила. Темно же, не видно ни черта! А уж кровищи! Прямо хлюпает!
После этого заявления все устремились к дому Татьяны. Подруги не стали исключением. Их словно волной понесло в том же направлении к дому продавщицы. Но далеко идти не пришлось. Все было, как и сказала Татьяна. Тело сестры Татьяны лежало прямо у входа. И крови было много. Она вытекла из порезов на руках и из раны на горле.
– Порезала. Руки себе порезала, – зашептались со всех сторон. – Самоубилась!
– Как и обещала!
– Ох, дура! Что наделала!
– А я-то ей не верила! Думала, брешет, девка! Ну, кто из-за парня станет руки на себя накладывать. А она, вишь, не побоялась.
– Видно, любила шибко.
Татьяна до сих пор молчала, лишь прислушивалась к словам окружающих. Но тут подала голос:
– Да что там любить-то? Я ей сразу сказала: наплюй и забудь! Не нужен нам этот Лешка, раз он такой двуличный! Он и свою городскую обманет, раз уж с тобой не постеснялся.
– И что?
– Да что там! – махнула рукой Татьяна. – Без толку! Динка моя как в голову себе чего вобьет, так не вынешь оттуда. Упрямая она у меня очень. Была.
И Татьяна внезапно тихо заплакала, размазывая по щекам слезы. А стоящие поодаль подруги сдавленно ахнули, когда до них дошел смысл сказанного продавщицей. Динка! Дина! Диана! Так вот кто лежал сейчас на полу с перерезанным горлом и венами на руках! Это была та самая Диана, которая в пьяном виде напала сегодня вечером на Олю и едва не задушила последнюю.
Подруги даже задохнулись, поняв, что произошло.
Похоже, после содеянного, несчастная вернулась к себе домой, приняла для храбрости водки, да и схватилась за нож. Перерезала себе и горло, и вены на руках. Покончила с собой от великой и неразделенной любви к своему Лешке. Наверное, хотела, чтобы Лешке стало стыдно и горько. И чтобы, стоя у ее гроба, он ронял горькие слезы и корил себя за предательство. А потом, как знать, может быть, тоже наложил бы на себя руки.
