– Нет смысла читать verbatim
[66]. Я тщательно их изучил и могу вкратце изложить суть. – Он поднес первую страницу с мелким шрифтом ближе к свету. – Последнее завещание Тобиаса Грина составлено менее чем за год до смерти и, как вы знаете, делает всех членов семьи наследниками имущества, при условии, что они продолжают жить в усадьбе и поддерживают ее в неизменном состоянии в течение двадцати пяти лет. По окончании этого периода ее можно продать или распорядиться ею иначе. Небезынтересно, что это положение чрезвычайно жесткое: наследники должны жить в особняке in esse
[67] – недостаточно делать это де-юре. Позволительно путешествовать и наносить визиты, но период ежегодного отсутствия не должен превышать три месяца…
– Что предусмотрено на случай вступления в брак? – спросил инспектор.
– Ничего нового. Вступление в брак одного из наследников не лишает завещания юридической силы. Если кто-то из Гринов вступает в брак, он или она по-прежнему должны жить в особняке четверть века. Муж или жена, естественно, могут жить с ними. В случае рождения детей предусмотрено возведение двух небольших дополнительных построек со стороны Пятьдесят второй улицы. Изо всех этих положений есть только одно исключение. Если выходит замуж Ада, она вправе жить вне усадьбы, не теряя наследства. Вероятно, потому, что она не была родной дочерью Тобиаса и в ней не течет кровь Гринов.
– Что происходит в случае нарушения данного положения? – снова спросил инспектор.
– Только одно – лишение наследства, полное и окончательное.
– Суровый старикан, – пробормотал Вэнс. – Но я бы сказал, нам важнее знать, что предусматривает завещание по поводу денег. Как они распределились?
– Пока никак. За исключением нескольких незначительных сумм, деньги полностью отошли вдове. Она имеет право распоряжаться ими в течение всей жизни, а перед смертью может завещать их детям – или внукам, если таковые имеются, – по своему усмотрению. При обязательном условии, однако, что деньги целиком остаются в семье.
– А на что живет молодое поколение? На подаяния старой дамы?
– Не совсем. Завещание предусматривает следующее: каждый из пяти детей получает от душеприказчиков оговоренную сумму из дохода миссис Грин на покрытие личных нужд. – Маркхэм сложил документ. – Вот, собственно, и все, что касается завещания Тобиаса.
– Вы упомянули некие незначительные суммы, – сказал Вэнс. – Кому их выделили?
– Например, Спроуту. Ему оставлено достаточно, чтобы обеспечить безбедное существование, если вдруг он захочет уйти на покой. Миссис Маннхайм тоже начнет получать пожизненное пособие по истечении двадцати пяти лет.
– А! Вот это чрезвычайно интересно. А пока она может, если захочет, оставаться кухаркой на щедром жалованье?
– Да, все так.
– Положение фрау Маннхайм не дает мне покоя. Чувствую, в недалеком будущем у нас с ней состоится разговор по душам… Еще что-нибудь?
– Небольшие суммы выделены больнице, в которой Тобиас лечился от сыпного тифа, подхваченного в тропиках, а также кафедре криминологии Пражского университета. И любопытная деталь: Тобиас оставил свою библиотеку нью-йоркской полиции. Она будет передана ей по истечении двадцати пяти лет.
Вэнс озадаченно выпрямился.
– Поразительно!
Хис тем временем повернулся к инспектору.
– Вы что-нибудь об этом слышали, сэр?
– Вроде бы да. Но собрание книг, которое получишь через четверть века, не способно вызвать у начальства бурный восторг.
Вэнс лениво курил, на первый взгляд не проявляя интереса к разговору. Однако по тому, как он держал сигарету, я понял, что мысли его заняты какими-то необычными размышлениями.
– Завещание миссис Грин, – продолжал Маркхэм, – в большей степени касается настоящего положения вещей, хотя лично я не разглядел в нем ничего полезного. Она проявила математическую точность и беспристрастность при разделе имущества. Пятеро детей – Джулия, Честер, Сибелла, Рекс и Ада – получают равные суммы, то есть одну пятую имения.
– Главное, – перебил сержант, – кто получит денежки, если остальные устранятся?
– Тут все просто. В случае смерти любого из детей до составления нового завещания их доля распределяется поровну между остающимися бенефициарами.
– Получается, от смерти любого их них остальные выигрывают. А если останется только один, он и получит все?
– Да.
– Значит, теперь Сибелла и Ада получат по пятьдесят процентов, если старуха окочурится.
– Верно, сержант.
– А допустим, что умирают все – Сибелла, Ада и миссис Грин. Что станется с деньгами?
– Если у кого-то из девушек есть супруг, имение переходит к нему. Если Сибелла и Ада умирают незамужними, то все получает государство. При условии, конечно, что у них не осталось родственников. Насколько я знаю, так оно и есть.
Несколько минут Хис размышлял над услышанным.
– Ничего это нам не дает, – посетовал он. – Убийства одинаково выгодны всем. И из семьи остаются еще трое: старая дама и две девушки.
– Три минус два равно один, сержант, – тихо подсказал Вэнс.
– Что вы хотите сказать, сэр?
– Морфий и стрихнин.
Хис вздрогнул, его лицо исказила гримаса.
– Богом клянусь! – Он ударил кулаком по столу. – Не бывать этому! Я не допущу!
Затем яростная решимость уступила чувству безнадежности, и он помрачнел.
– Я вас понимаю, – серьезно сказал Вэнс. – Но боюсь, всем нам придется ждать. Если миллионы Гринов и есть движущая сила, то ничто на земле не предотвратит еще, по крайней мере, одну трагедию.
– Может, изложить все это девушкам и уговорить их покинуть имение? – неуверенно предложил инспектор.
– Это только отсрочит неизбежное, – отозвался Вэнс. – И, кроме того, лишит их отцовского наследства.
– Можно попробовать через суд аннулировать завещание, – нерешительно предложил Маркхэм.
Вэнс иронически улыбнулся.
– Пока ваш драгоценный суд раскачается, убийца отправит к праотцам весь местный судейский корпус.
Почти два часа обсуждались пути и средства ведения дела, но какая бы линия ни предлагалась, почти всегда находились препятствия. В конце концов решили: единственное, что можно сделать, – это продолжать рутинное полицейское расследование. Охрану усадьбы надо усилить, телефон поставить на прослушку, а на верхнем этаже дома напротив разместить человека из полиции для наблюдения за входной дверью и окнами Гринов. Под любым предлогом в особняке днем должен был оставаться детектив.
Несмотря на некоторое сопротивление Маркхэма, Вэнс настоял, чтобы всех обитателей и посетителей дома – несмотря на, казалось бы, полную непричастность к делу – рассматривали как подозреваемых и держали под пристальным наблюдением. Инспектор поручил Хису довести это до сведения О’Брайен, чтобы естественная пристрастность не заставила ее ослабить наблюдение за некоторыми лицами. Сержант уже начал тщательное расследование частной жизни Джулии, Честера и Рекса, с десяток полицейских работали над их связями и занятиями за пределами особняка.
