– И мы храним случившееся в полной тайне, – добавил Маркхэм. – Вы тоже подчинитесь нашему решению.
– Разумеется… Мне позволено будет навестить Аду?
Маркхэм колебался, и за него ответил Вэнс:
– Если хотите – безусловно. – Он повернулся к Драмму: – Вы не могли бы проводить доктора Вонблона?
Драмм и Вонблон вышли из комнаты.
– Неудивительно, что он взвинчен, – заметил Маркхэм. – Неприятно узнавать, что людей травят препаратами, которые ты потерял по собственному разгильдяйству.
– Его больше заботит здоровье Сибеллы, – возразил Хис.
– Браво за наблюдательность! – улыбнулся Вэнс. – Да, сержант, кончина Ады беспокоила его гораздо меньше, чем самочувствие Сибеллы… Хотел бы я знать, почему. Увлекательнейший вопрос. Но, тысяча чертей, он ставит с ног на голову мою любимую теорию.
– У вас все-таки есть теория, – укоризненно произнес Маркхэм.
– Причем не одна. И, хочу заметить, все любимые. – Легкомысленный тон Вэнса означал, что он не готов озвучивать свои подозрения, и Маркхэм не стал настаивать.
– Выслушаем Аду – и к черту теории, – заявил Хис. – Как только поговорим с ней завтра, будет ясно, кто ее отравил.
– Может быть, – пробормотал Вэнс.
Несколько минут спустя вернулся Драмм.
– Доктор Вонблон пошел в комнату другой девушки. Обещал не задерживаться.
– Что он сказал о вашей пациентке? – поинтересовался Вэнс.
– Да немного. А она, между прочим, как только его увидела, стала ходить с удвоенной силой. И даже улыбнулась, честное слово! Это хороший признак. Девушка быстро поправится. Крепкий организм.
Не успел Драмм договорить, как дверь Сибеллы хлопнула, и на лестнице послышались шаги.
– Кстати, доктор, – сказал Вэнс Вонблону, когда тот снова вошел в гостиную, – вы уже говорили с Оппенхаймером?
– Мы виделись в одиннадцать. Собственно, сегодня утром отсюда я пошел прямо к нему. Он согласился провести осмотр завтра в десять.
– И миссис Грин не против?
– О нет. Я поговорил с ней утром, и она нисколько не возражала.
Немного погодя мы попрощались. Вонблон проводил нас до ворот, и мы видели, как он уехал на своей машине.
– Надеюсь, завтра к этому времени мы будем что-то знать, – сказал Маркхэм по дороге в центр. Вид у него был необыкновенно унылый, глаза смотрели тревожно. – Знаете, Вэнс, я почти прихожу в ужас от мысли, каково может быть заключение Оппенхаймера.
Однако доктору Оппенхаймеру не пришлось делать никакого заключения. Между часом и двумя ночи миссис Грин умерла в конвульсиях в результате отравления стрихнином.
Глава 21. Опустевший дом
(Пятница, 3 декабря, утро)
Маркхэм принес весть о кончине миссис Грин, не пробило еще и десяти часов. Тело обнаружили в девять, когда сиделка пришла к пациентке с утренним чаем. Хис уведомил Маркхэма, а тот по дороге в особняк заехал сообщить Вэнсу о новом развитии событий. Мы уже позавтракали и отправились к Гринам вместе с ним.
– Это выбивает у нас из-под ног последнюю опору, – подавленно сказал Маркхэм, когда мы мчались по Мэдисон-авеню. – Страшно было думать, что убийца миссис Грин. Но я все время утешался мыслью, что она потеряла рассудок. А теперь я почти жалею, что наши подозрения не оправдались, ибо оставшиеся варианты еще ужаснее. Мы имеем дело с хладнокровным расчетом.
Вэнс кивнул.
– Да, нам противостоит нечто хуже мании. Не могу сказать, однако, что меня так уж потрясла смерть миссис Грин. Эта женщина внушала отвращение, Маркхэм, сильнейшее отвращение. Мир не станет ее оплакивать.
Замечание Вэнса как нельзя точно передавало мои собственные чувства. Новость о кончине миссис Грин, конечно, меня шокировала, но мне не было жаль жертву. Злобная и бессердечная, она жила ненавистью и превратила в ад жизнь окружающих.
Хис и Драмм ждали нас в гостиной. Лицо сержанта отражало одновременно волнение и уныние, его ярко-голубые глаза горели безумием отчаяния. Драмм же был просто разочарован как профессионал: его главным образом удручало, что не удалось блеснуть медицинскими навыками.
Хис, рассеянно поздоровавшись со всеми за руку, кратко обрисовал ситуацию.
– О’Брайен нашла ее в девять утра, велела Спроуту посигналить доктору Драмму и позвонила в отдел. А я сообщил доктору Доремусу и вам. Приехал сюда минут пятнадцать – двадцать назад и запер комнату.
– Вонблона оповестили? – спросил Маркхэм.
– Я попросил его отменить осмотр, назначенный на десять. Сказал, что свяжусь с ним позже, и сразу повесил трубку. Он ничего не успел спросить.
Маркхэм одобрительно кивнул и повернулся к Драмму:
– Рассказывайте, доктор.
Драмм выпрямился, откашлялся и принял нарочито важный вид.
– Я был внизу, в столовой дома напротив, – завтракал. Вдруг вошел Хеннесси и сказал, что шторы в зале опустили. Я схватил инструменты и бегом бросился сюда. Дворецкий провел меня в комнату старой дамы, где ждала сиделка. Но я сразу увидел, что ничем не поможешь. Она была мертва – скрюченная, синяя и холодная, rigor mortis
[83]. Умерла от большой дозы стрихнина. Вероятно, не сильно страдала – истощение и кома наступили, я бы сказал, в течение получаса. Слишком стара, чтобы сопротивляться. Старики поддаются действию стрихнина довольно быстро…
– Она могла закричать, позвать на помощь?
– Трудно сказать. Спазмы иногда лишают голоса. В любом случае никто ее не слышал. Вероятно, потеряла сознание после первых судорог. Мой опыт с такими случаями научил меня…
– Как, по-вашему, в котором часу стрихнин попал в организм?
– Точно не скажу. – Драмм заговорил загадками. – Конвульсии бывают длительными. С другой стороны, она могла скончаться вскоре после проглатывания яда.
– В таком случае когда наступила смерть?
– Опять же, точно сказать нельзя. Rigor mortis и трупный спазм легко спутать, на этом попадались многие. Есть, однако, вполне определенные различия…
– Несомненно. – Самодовольное занудство Драмма все больше выводило окружного прокурора из себя. – Ладно, отставим в сторону объяснения. В котором часу скончалась миссис Грин?
Драмм задумался.
– Примерно в два часа ночи.
– А стрихнин мог быть принят уже в одиннадцать или двенадцать?
– Возможно.
– Узнаем точнее, когда приедет доктор Доремус, – без обиняков заявил Хис. Этим утром он был в отвратительном настроении.
– Вы нашли какой-нибудь стакан или чашку, куда могли добавить яд, доктор? – поспешил спросить Маркхэм, чтобы сгладить впечатление от реплики сержанта.
