Идти по фарватеру было сложно, по сторонам, позади и впереди шли гражданские суда. Мы освещали прожекторами путь, Самохин следовал за мной. Пока до столкновений с шальными попутчиками не доходило, от нас суда шарахались. А на выходе меня осветили со сторожевого судна, но не остановили, хотя активно засигналили. Самохин пустил одну мину. Не промахнулся, тут чуть ли не в упор было, меньше двухсот метров, так что старый сторожевик пошёл ко дну. Не знаю, куда делись те два дежурных миноносца, но мы так их и не увидели. Кстати, похоже, японцы подумали, что «американца» потопил один из снарядов с горевших складов. Причина так думать у них была, два судна такими шальными снарядами были повреждены, одно так вынуждено было выброситься на берег, чтобы не затонуть в бухте. Военным кораблям тоже доставалось, они снимались с якорей, но какие повреждения получили, непонятно. Их там с десяток оставалось, до которых нам было не добраться. В дальнем заливе стояли. Я, конечно, перед уходом купил подзорную трубу, однако она была гораздо слабее той моей, первой, сейчас ею по очереди то мичман пользовался, то Эрих.
Боголюбов, покинув с корреспондентом корму, подошёл ко мне. Я велел ему заняться приборкой, а потом принимать под командование корабль. Теперь это его машина. Он отправился выполнять приказ. Котлы уже давали достаточно пара, так что, лавируя между судов и выходя на чистую воду, мы развили скорость до двадцати пяти узлов и стали уходить в сторону Кореи. Однако это для свидетелей. Когда Боголюбов принял у меня миноносец, я велел ему поворачивать в открытый океан, что тот и выполнил. Самохина о смене маршрута предупредили сигнальщики прожектором. Так что синхронно сделали поворот и, сбросив скорость до десяти узлов, стали уходить от Японии как можно дальше в воды Тихого океана.
Да, у нас остались мины, пока мы их не трогали, но с рассветом перезарядим торпедные аппараты, как это сделал Самохин. Из Сасебо вырывались не только транспорты, но и боевые суда, есть немалый шанс их торпедировать, но это уже опасно. Те сейчас зашуганы, понимают, что взрывы – не случайность, и стреляют во всё, что движется. Нашпигуют свинцом. Тем более один раз под видом японского миноносца я уже подходил к броненосцам, второй раз на такую уловку они вряд ли попадутся.
В общем, второй этап операции выполнен, остался третий: взять на абордаж крейсеры и привести их вместе с миноносцами во Владик. В принципе это всё.
Пока мы уходили вглубь океана, я изучил корабль. Оба миноносца были одного типа, но мой оказался некомплектным, не было радиостанции. А вот у Самохина была, правда, работать некому, у него радистов не имелось.
Взяв лежавшее в тазике яблочко, я придирчиво осмотрел его и откусил большой кусок, тщательно стал пережёвывать. Не знаю, откуда у японцев яблоки, но мы нашли на борту нашего «истребителя» целый двухсотлитровый бочонок. У Самохина такого не было, пришлось делиться. Сейчас оба миноносца, встав борт о борт с перекинутым трапом, покачивались на некрупной океанской волне, если бы не специальные мешки, подвешенные за борт, так бы и скрежетали железными бортами. Оба офицера вот уже сутки принимали обе машины. День и ночь мы провели в океане и второй световой день дрейфовали. За это время крохотные команды, казаки им в охотку помогали, привели оба корабля в порядок, осталось добрать команды и офицеров, и хоть сейчас в бой.
Мы с Эрихом лежали на корме на самодельных лежанках и привычно уже общались, лакомясь фруктами. Последними, между прочим, команда тоже была до них зимой охоча.
– Аристократы… – фыркнул я на очередной вопрос Эриха. – Запомни, аристократия – это гнойники на теле любого государства. Есть служивое дворянство. Это точка и опора любого государства и государя, а аристократия – это выродившееся служивое дворянство. Путать их не надо, два совершенно разных слоя. Аристократы – это ленивые существа, которые считают, что им все должны и обязаны, включая правителей, именно они идут против государства и государей, устраивают интриги и разные мерзости, на всё идут, чтобы развлечь себя. То есть паразитируют на теле любого государства. В отличие от них служивое дворянство ничего не видит, кроме службы государю, за которого идет на всё, на многое точно. К сожалению, сейчас активно пытаются превратить служивое дворянство в аристократию, в России это тоже получается, и этот гнойник растёт. К сожалению, император Николай Второй слишком слаб душой и характером, чтобы его вскрыть, крови боится, за что позже и пострадает. Однако, если бы он кинул клич и аристократию зачистили, моментально прекратились бы всякие бедствия. Революционеры, демократы и социалисты просто исчезнут, те, кто дестабилизирует ситуацию в России, без аристократии – ничто. Она же и не даёт прижать к ногтю этих революционеров, прикрывает их. Да и мягкость приговора предателей, а все революционеры – предатели. За предательство против государства нужно казнить, а не отправлять на каторгу, откуда эти либералы возвращаются обученные и полные ненависти ко всему русскому.
– Простите, – сказал задумчивый Эрих, делая записи в тетради, – а что вы имели в виду, говоря, что император Российской империи может пострадать из-за своей слабохарактерности?
Пока немец задавал вопрос, я в очередной раз впился в яблоко, так что, прожевав, ответил:
– То и имел. Когда революционеры захватят власть в стране, это не сейчас произойдёт, больше десяти лет пройти должно, пока народ не взвоет, да и толчок должен быть, вроде ещё одной войны, только гораздо масштабнее. Так к чему им живой император? Мешающий фактор, который может снова взять власть, и сподвижники найдутся. Нет, его уничтожат. Его и всю его семью. Революционеры – это очень грязная и мерзкая банда, которая может пойти абсолютно на всё, всех, кто против них, они уничтожат. Не сразу, постепенно, но так и будет. Бандиты, что тут ещё скажешь… Давайте оставим эту тему. Ещё вопросы есть?
– Есть, и много, – кивнул журналист, но задать следующий вопрос не успел, подошли Самохин с Боголюбовым.
– Командир, – обратился Самохин, – всё в порядке. Миноносцы в отличном состоянии, приведены в полный порядок. Угольные ямы полны, хоть сейчас можно идти обратно в Порт-Артур. Всё почищено, отремонтировано и вымыто. Разрешите снять японские флаги?
– Нет, пусть висят. Замены им всё равно нет, а нам они ещё пригодятся. Поднимайте давление в системах, через час покидаем место стоянки. Курс – северо-восток. Головной – миноносец лейтенанта Самохина. Наши вещи уже перенесли на его борт?
– Так точно, вы размещены в одной из кают, – кивнул лейтенант.
Капитанскую я брать не стал, это уж наглость капитана из его каюты выгонять. Так что занял одну из свободных, нашему корреспонденту тоже выделили отдельную. Через час мы двинули дальше. Пока немец общался с экипажем, его как переводчик Самохин сопровождал, я отдыхал в каюте.
– Дымы на правой скуле! – раздался крик дежурного сигнальщика.
Самохин прислал вестового, так что, позёвывая, я прошёл в рубку. Капитан выкладывал курс, так что, посмотрев, где мы находимся, я кивнул сам себе и велел поворачивать в сторону дымов. Мы прибыли, и, если я не ошибаюсь, те дымы, стоящие в одном месте, от «Новика» и того неизвестного транспорта, загруженного углём и с перегонной командой. Лейтенант пользовался картами и приборами с моего «Листика», с японскими он работать не умел – обозначения были непонятны. Конечно, если припрёт, как Боголюбову, и с ними поработал бы, но к чему, если мы всё штурманское имущество с джонки тоже сняли? Вот оптика здесь была среди трофеев куда лучше моей подзорной трубы. Так что, выйдя на боковой мостик рубки, я стал в бинокль рассматривать суда на горизонте. Шли мы по моему приказу на двадцати узлах, так что достаточно быстро из-за горизонта показались корпуса. Тут я заметил, что один дым сдвинулся. Значит, нас заметили, и Эссен решил посмотреть, кого это к ним несёт.
