Она хотела добавить, что в той женщине, что лежала на столе ближе к окну, она признала и ту самую женщину из парка, которую ВИДЕЛА совсем недавно, с русой косой и черном шелковом платье с белыми пуговицами. Вот только имени ее она не знала.
Третья же женщина была ей совсем незнакома, хотя из всех троих была самая привлекательная, если можно так говорить о мертвых. Было в ней что-то очень женственное и трогательное. Особенно хороша была маленькая пикантная родинка над верхней левой губой; густые рыжие волосы, правда коротко стриженые, придавали всему ее облику какую-то беззащитность и подростковую непосредственность. Она и сохранилась лучше всех, тлен почти не коснулся ее лица и тела, хотя безобразный разрез на левой боку вызывал у Наталии содрогание и даже боль.
– А вы не могли бы определить по разрезам, КТО ИМЕННО делал эти операции? Может, я требую невозможного, но раз здесь такое дичайшее совпадение, то нельзя отрицать связь между преступлениями и настоящими операциями, которым подверглись эти женщины. И если нормальному в психическом плане человеку вряд ли придет в голову оперировать повторно, то, быть может, у какого-нибудь несостоявшегося хирурга вполне могли бы возникнуть такие желания… Но это лишь озвученные мысли по поводу увиденного, не более того…
– Логично, ничего не скажешь. А что, если, к примеру, какой-нибудь авторитетный хирург не давал ходу молодому хирургу, всячески зажимал – как вот меня, к примеру, почему я, собственно, и стал патологоанатомом, кстати – и не давал работать за операционным столом… Вот у него крыша и поехала…
– Вот и я о том же… Слишком уж характерные разрезы…
– Хотите чайку? – вдруг спросил Романов и подмигнул Наталии.
– Что? Вы серьезно? Нет, не могу, особенно в этих стенах… Странно вообще, что я постепенно привыкла находится в обществе мертвых, а то ведь раньше… Страшно вспомнить.. Спасибо вам большое, я польщена и прочее… – она улыбнулась, но от рукопожатия инстинктивно воздержалась, чес, возможно, и оскорбила Василия Петровича.
Всю дорогу из морга она вспоминала его рыжие, покрытые пухом неприятные плоские уши, как у старика, залысину на вытянутом, обтянутом глянцевой желтоватой кожей, черепе и представляла себе, как его в прямом смысле зажимает, то есть ПРИЖИМАЕТ К СТЕНЕ старый седой человек в белом халате – «авторитетный хирург» – и говорит при этом: «Не дам тебе резать, не дам…» и отвратительно при этом хихикает. А потом этот Романов выходит из дома с большм резаком под мышкой и ловит бывших пациенток «авторитета», чтобы все же проделать над ними несостоявшуюся в настоящей жизни операцию…
«Бред!»
Но, с другой стороны, ей показалось странным изменившееся так неожиданно его отношение к ней: с чего бы это?
Она ехала в Латынино.
Когда ее взгляду предстал тот самый пейзаж, из ее видений, она почти не удивилась. «Человек, это такое животное, которое ко всему может привыкнуть», – вспомнила она чье-то высказывание и усмехнулась тому, как быстро она успела привыкнуть и к состоянию хронической измены Логинову.
Санаторий так и назывался «Латынино» и располагался почти в лесу. Аккуратные белые двухэтажные корпуса, соединяющиеся между собой ухоженными ровными аллеями, прогуливающиеся в купальниках парочки, смех со стороны разбитого на огромной солнечной поляне теннисного корта… «Да здесь просто рай!»
Оставив машину на стоянке, Наталия, пройдя несколько метров, решила проследить маршрут всех движущихся куда-то вглубь леса отдыхающих, и к своему изумлению вышла на песчаную дорогу, ведущую к отличному пляжу. Оказывается, за лесом протекала река Лата, которая именно в этом месте разлилась особенно широко и ничуть не уступала Волге. Наталия сразу поняла, что здесь отдыхают только богатые люди. Об этом свидетельствовал и сам пляж, комфортный, с новенькими полосатыми шезлонгами, кушетками и яркими разноцветными зонтами. Небольшое кафе, белоснежное, с массой ажурных пластиковых кресел, источало кофейный аромат… Людей было немного и все, в основном, загорали.
Наталия вернулась в лес, отыскала здание администрации, где, как оказалось, находилась и столовая, и ресторан, и даже бар и казино, нашла комнатку администратора и, предъявив свое удостоверение помощника следователя (а если вернее, то ОБЩЕСТВЕННОГО помощника следователя) задала насторожившейся холеной брюнетке несколько вопросов:
– Денисов Денис Петрович… Вы что-нибудь слышали о таком?
– Разумеется, он отдыхает у нас… Но что случилось? Вы не первая, кто справляется о нем? Какие-нибудь личные проблемы?
– Почти. Дело в том, что мне надо срочо его увидеть и кое-что передать. Это очень важно.
– Понимаете, в чем дело… – администраторша принялась нервно царапать красным лакированным ногтем столешницу, – мы стараемся не вмешиваться в личную жизнь наших отдыхающих, потому что понимаем, что многие из них приехали сюда… как бы это получше выразиться… не с женами или мужьями… Вы понимаете меня?
– Понимаю. Мне абсолютно все равно, с кем приехал сюда Денисов, он нужен мне сам, собственной персоной… Вы же знаете его в лицо? – она была уверена, что ЭТА администраторша знает вообще всех отдыхающих здесь мужчин в лицо. И не только потому, что у нее работа такая.
– Да, знаю. И раз вы из милиции, то я просто обязана вам сказать, что Денис Петрович уже дня четыре находится не в лучшей форме…
– Он болен?
– Нет, это болезнью не назовешь… Понимаете, он приехал сюда не один. С ним была девушка, очень молоденькая… Она, похоже, бросила его, поэтому он просто пьет. И помногу. Вы и сейчас можете его найти в баре, он там наверняка один.
Почему же Анна Петровна ничего не рассказала о пристрастиях своего мужа? Постеснялась? Непохоже.
Наталия поблагодарила адмимистраторшу и спустилась в бар.
Полутемное заведение, за стойкой которого откровенно скучал мальчик-бармена. У него было такое смазливое лицо, что Наталия поняла, что он в этом райском уголке не только разливает виски и водку, но и оказывает другие услуги. Иначе бы его здесь не держали.
– Привет, – она забралась на высокий круглый стул и в упор посмотрела на него. – Меня зовут Солнышко, а тебя?
Мальчик с белой рубашке и черной бабочке чуть не уронил стакан, который тщательно протирал. Ему было лет восемнадцаь, не больше.
– Привет… Что будет пить?
– Вишневый компот.
Она уже увидела в самом темном углу бара какое-то неподвижное существо в чем-то светлом. Это существо храпело.
– У нас только крепкое. Джину хотите?
– Я тебя хочу. И совершенно не хочу вон того алкоголика, который портит весь пейзаж.
– Представь, что он – это мебель, – профессионально, как шлюха, перешел на «ты» бармен. – Если хочешь, мы могли бы подняться ко мне…
– А ты думаешь, зачем я сюда зашла?
– Ты новенькая?
– Еще какая новенькая, как стодолларовая купюра. Мне скучно, понял?
