– Нет, выбросить их и раздобыть апельсин.
Эми, не выдержав, рассмеялась:
– Понятия не имею, что это означает.
– Я тоже. Но так говорила моя мать, когда я была ребенком.
Все еще крепко держась за руки, они уселись в садовые кресла, надели очки и стали загорать.
Помолчав, мама снова заговорила:
– Думаю, моя мама пыталась сказать: как бы жизнь ни испытывала тебя, всегда есть выход и варианты, кроме очевидных. Когда твой отец впервые привез тебя домой, очевидным решением было бы выбросить его из дома и тебя вместе ним. Это и называется «делать лимонад». Но, взглянув на тебя, я увидела невинного, беспомощного новорожденного ребенка, сестру того, которого я носила под сердцем. Поэтому и предпочла добыть себе апельсин. И никогда об этом не пожалела. Сожалею только о том, что не я носила тебя, как твоих братьев.
Она сняла темные очки и улыбнулась теплой материнской улыбкой, которую так любила Эми.
– Тот мужчина, что разбил тебе сердце, хороший человек?
– Самый лучший.
– Он стоит твоей боли?
Эми дернула головой, пытаясь кивнуть.
– Тогда тебе решать, делать лимонад или искать апельсин. Собираешься барахтаться в своей боли или превратить ее в нечто конструктивное?
– Даже не знаю, с чего начать.
– Начни с того, что примешь боль и смиришься с ней, но откажешься позволять ей управлять собой.
Эми закрыла глаза. Если кто-то и знал, как справляться с болью, так это мама. Она вытерпела целое море боли, но не позволяла ей управлять собой.
По сравнению с мамой ей не на что жаловаться. Мать невинна. Эми сама навлекла на себя беду.
* * *
Гелиос стоял у двери покоев деда, стараясь заранее справиться с медицинским запахом, который обрушится на него, когда он переступит порог.
В покоях было тихо.
Пройдя через комнату, бывшую когда-то королевской спальней, а теперь напоминавшую больничный блок, он увидел деда, спавшего на специально регулируемой медицинской кровати. Рот и нос закрывала кислородная маска.
Рядом сидели братья. Сиделка тихо читала в уголке.
– Какие-то перемены? – тихо спросил Гелиос.
Он вышел-то всего на час, но скорость угасания деда за последние два дня была пугающей. Все понимали, что осталось недолго.
Талос покачал головой.
Заняв место по другую сторону кровати, Гелиос повел плечами. Тело казалось затекшим.
Тезей держал правую руку деда. Наклонившись, Гелиос взял левую, приняв то же положение, как дед, когда его королева лежала на такой же кровати в соседней комнате и из нее утекала жизнь.
Через несколько долгих минут дед открыл глаза.
– Воды… – прохрипел он.
Гелиос и Тезей подняли его вместе. Талос поднес стакан воды к его рту и сунул соломинку между губ.
Напившись, король взглянул на внуков. Взгляд задержался на каждом по очереди. Эмоции мелькали в быстро тускнеющих глазах.
Паузы между каждым вздохом росли. Уголки губ дернулись, словно в улыбке. Глаза закрылись последний раз.
Глава 13
Эми увидела извещение в утренних новостях.
Заявление из дворца гласило: «Его величество король Эгона Астреус IV отошел с миром во сне прошлой ночью. Трое внуков находились у его постели».
Тут же следовали размышления социологов и представителей короны о том, что это может означать для жителей острова.
Внезапно появилось фото Гелиоса и Каталины. Неофициальный снимок был сделан во время праздника. Голос за кадром сказал: «Считается, что наследник трона женится на принцессе еще до церемонии коронования».
Эми выключила телевизор, схватила подушку и зарылась в нее лицом. Голова раскалывалась.
Дед Гелиоса умер.
Она знала, что его болезнь смертельна, однако удар был тяжел. Она организовала выставку. В течение всех счастливых месяцев кураторства она словно сроднилась с ним. Хорошо его узнала. И каким-то образом уверила себя, что он бессмертен. Он был гордым человеком, сознающим свой долг, и ей выпала честь познакомиться с ним.
Но вдруг она подумала о его старшем внуке, так любившем деда.
Ее телефон лежал на полу рядом с диваном, она смотрела на него, всем сердцем желая позвонить Гелиосу.
Захочет ли он выслушать ее соболезнования? Соболезнования женщины, которая удрала из дворца, пока он обедал с потенциальными инвесторами, стремясь поддержать остров, о котором так заботился.
Она обещала остаться.
Он простил ее ложь. Но существует Каталина. Без отвлекающего присутствия Эми он обратится за утешением к принцессе. Как и следует быть. Может, скорбь объединит их.
Когда она молилась о хеппи-энде для принца и принцессы, из глаз лились слезы. Прижав колени к груди, она оплакивала свое разбитое сердце и этот хеппи-энд, которого сама никогда не дождется.
Похороны на государственном уровне были исполнены скорби.
Десятки тысяч людей выстроились вдоль улиц, чтобы склонить головы в молчании и отдать дань уважения человеку, столь преданно служившему им пятьдесят лет.
Поминки вышли совершенно другими. Атмосфера заметно изменилась. По телевизору показывали реконструкции исторических битв, даже дети были одеты в набедренные повязки и вооружены пластиковыми трезубцами. На знаменитых пляжах Эгона горели огни барбекю, на каждом углу играла музыка, повсюду танцевали, пировали и пили.
Эгон чествовал ушедшего монарха единственным известным ему способом.
В голубом тронном зале дворца грусть тоже уступила место веселью. Король ушел к своей королеве. Его страданиям наступил конец. Страна и семья, похоронив, теперь могли праздновать его новую жизнь.
Только Гелиос не радовался. Знал, что дед ушел в лучшее место, но рана в сердце была так велика, что он не знал, затянется ли она когда-нибудь.
Понимать, что дед никогда больше не заговорит с ним, не поужинает, не сыграет в шахматы. Все, что он принимал как должное, ушло навсегда. Человек, которого он боготворил, человек, в десять раз благороднее его собственного отца, ушел.
Гелиос наблюдал за братьями, прилипшими, как клей, к своим невестам, и улыбался, радовался за них. Брак родителей – худший пример, о котором мог просить ребенок. То, что супружеская жизнь братьев будет совсем другой, вселяла в него надежду. Они будут счастливы.
У него нет иллюзий относительно собственного брака.
Хотя после смерти деда они почти не виделись, Каталина находилась рядом на погребальной службе. Спокойная, сдержанная, точно знающая, в какой момент что сказать.
