– Что вас связывает с погонщиком верблюдов? Это секрет?
Он смотрел на нее, а мозг лихорадочно работал.
В самом деле? Он не мог даже…
– Мы с Салимом знаем друг друга вне работы. Это вопрос этикета.
– Он ваш друг?
– Он мой дядя, – выпалил Брэд. – Ну, почти дядя. Двоюродный брат моей матери.
На какое-то время Сера онемела. Брэд наполовину бедуин?
– Что он делает в Аль-Сакре?
– Работает здесь погонщиком с самого открытия отеля. Отель граничит с землями его рода. Это он помог мне поступить в охрану шейха.
Погонщик верблюдов.
– Должно быть, очень уважаемый человек, если его рекомендации так высоко ценятся.
– Бедуины судят о человеке не по той работе, которую он выполняет, а что он собой представляет. Род Салима древнее, чем род шейха.
– И когда вы приезжаете в отель, делаете вид, что незнакомы с ним?
– Это не секрет, мы просто не хотим акцентировать нашу связь. Начальство конечно же знает об этом. Но больше никто. Это желание Салима, и я его уважаю.
– Кузен вашей матери. Так вот откуда ваша смуглая кожа?
– Она выросла за границей.
– А ваш отец австралиец? – Брэд кивнул. – И вы выросли там, но живете здесь?
– Я здесь работаю. Как тысячи других репатриантов.
Интересно, кем он себя считает: арабом или австралийцем?
– Вдали от семьи?
– У меня здесь масса родственников.
– А ваши родители?
– Вокруг нас огромный мир, Сера. Большинство людей уезжают из дома в двадцать лет.
Она частенько чувствовала, что живет в каком-то изолированном пузыре. Как могло случиться, что ей никогда не приходило в голову просто разорвать его. Уехать. Неужели она настолько не готова к жизни в реальном мире?
– Ваше знание арабской культуры от матери?
– Моя мать во многом отказалась от своей культуры, когда вышла за отца. Это ее выбор. Все, что я знаю, от моего дяди.
– Так вот почему вы так хорошо понимаете Омара. Вы тоже выросли в отрыве от своей культуры.
– Я вырос, как вырос. Если бы мама следовала своим традициям, я бы, наверное, тоже придерживался их. Но она этого не делала, а значит, и я тоже. Меня никто не ломал.
И я не нуждаюсь в лечении. Подтекст очевиден.
Сера замолчала, чтобы охладить несколько излишнюю горячность, вызванную ее вопросами. Дать им обоим вздохнуть свободно.
– Я отдала бы все, что угодно, чтобы знать обе половины своей семьи. – Она вздохнула.
Его взгляд смягчился и наполнился чем-то похожим на понимание. Возможно, даже сожаление.
– Да, понимаю. Я был почти взрослым, когда познакомился с Салимом и его семьей. Здесь ко мне отнеслись как к сыну. У меня вдруг появились братья и сестры.
– А у меня не могло быть ни сестер, ни братьев, я даже не понимала этого.
– Если бы вы спросили отца, он рассказал бы о матери?
– Да, наверняка. Но он сам толком ничего не знал. – Сера почувствовала стыд, который испытывала всегда, думая о своем рождении. – Он даже не знал ее фамилии.
– Подождите. Значит, он взял у незнакомых людей маленького ребенка просто потому, что поверил, что ребенок от него?
– Она действовала анонимно, через адвоката. И еще прислала результаты теста ДНК, которые он перепроверил. Но он мог бы их и не делать. Отец сказал, что я была как две капли воды похожа на него в детстве.
– Я видел вашего отца в Сети. По-моему, вы совсем не похожи.
– Сценический грим. Дым, зеркала. Он может спокойно пройти по улице, и никто его не узнает. В нем будут видеть просто соседа. Это очень хорошо, в определенном смысле.
– Скажите мне вот что, Сера. Не являются ли все ваши выходки попыткой привлечь его внимание?
Господи. Он говорит так, словно ей все еще десять лет.
– Мои выходки? Я принимала участие в нескольких демонстрациях протеста и собирала деньги.
– И оказались под арестом за проникновение в частную лабораторию. Мне просто интересно, вы всегда отличались столь активной жизненной позицией?
Сера смотрела на него и думала, что бы он сказал о ее бесконечных попытках стать исключительным ребенком.
– Я хорошо училась и много работала. Не курила и не напивалась на вечеринках. Окончила университет с отличием.
– Это не совсем то, что нужно, чтобы завоевывать друзей и пользоваться авторитетом у подростков.
– Я не собиралась завоевывать друзей. Я хотела, чтобы меня уважали. Мои воспитатели, мои учителя.
– И ваш отец?
– Конечно.
– Не получилось?
– По правде сказать, нет. Хорошую девочку он не замечал. Но я была слишком добросердечной, чтобы стать по-настоящему плохой.
– А ваш арест?
– Я думала, он будет доволен, если увидит, что я унаследовала от него чувство социальной справедливости.
– И как, получилось?
– Нет. Думаю, он считает, что это его фишка. Его бренд. Возможно, больше надуманный, чем реальный.
Понятно, что фирму, занимавшуюся его пиаром, вовсе не обрадовало, когда она пошла тем же путем. Отвлекая внимание на себя.
– Знаете, а вы довольно крепкий орешек, учитывая все это.
– Я бы не сказала.
Рука Брэда скользнула по ее ноге и пожала ступню, будто руку.
– Нет, вы сильная. Сильнее, чем думаете. – Он произнес это так уверенно, что она поверила. – Иначе бы вы не стремились доверять еще кому-то, когда прошло так мало времени после истории с лабораторией.
– Вы имеете в виду Марка?
– Мне жаль, что так получилось, Сера. Вы этого не заслужили.
– Я сама на это пошла. С широко открытыми глазами.
– Вы вините себя?
– Конечно.
– Сблизиться, чтобы воспользоваться вашей известностью, это низость. Вспомните о своих достоинствах и идите вперед.
Сере не хотелось, чтобы он ее утешал, ему тоже.
– Кажется, вы называете это затаиться.
– Исцелиться.
– Если и есть на свете подходящее место, оно определенно здесь.
– Ну, видите, мы с вами нормально беседуем. – Она засмеялась. – И довольно безобидно.
Но вдруг разговор иссяк. Эта сильная рука, сжимавшая ее ступню, кривая улыбка и бездонные серые глаза, смотревшие на нее… Сера не могла произнести ни слова. А чтобы издавать звуки, надо ведь как-то дышать, верно? Единственное, что хоть как-то реагировало, – глаза, правда, и они, будто притянутые магнитом, следовали за его глазами.
