– Все, иди, дорогой.
Иосиф повернулся задом к режиссеру, потом повернулся лицом и, медленно пятясь, утек. Когда дверь за ним закрылась, Сильвестр сказал:
– Ну что же, наши огневые позиции засечены врагом… Прекрасно. Светочка, у меня… – Сильвестр остановился. – А вот это уже будет лишнее. Посмотри, дорогая, не подслушивает ли наш виртуоз?
Сцилла Харибдовна резко открыла дверь, надеясь расшибить Иосифу лоб. Но дверь рассекла только воздух.
– Я так и думал. Все, Иосиф закончился, друзья мои. Так. У меня вечером эфир на Первом канале. Я его отменить хотел, но Иосиф не дал мне выбора.
«Вы сами себе не дали выбора!» – мысленно взвизгнул господин Ганель.
– Видимо, придется пойти. Света, позвони, скажи им, что я еду. Откроем занавес за день до премьеры. Тоже ведь хороший ход? Пускай поспорит жалкий звоночек толстяка священнику с моим эфиром на миллионы зрителей. С тревогой думаю, кто победит? – И Сильвестр засмеялся.
И в который раз господин Ганель, не верящий в Бога, подумал: «Этот человек – богоподобен».
Отче наш, как же мы допустили?
Прайм-тайм. Время обетованное для фирм и концернов. Мечта политиков. Недостижимость и невозможность для деятелей культуры всех величин, кроме первой. Сильвестр Андреев был деятелем именно такой величины. А потому он вошел в студию, как в дом родной, попутно здороваясь с давними знакомыми – операторами, продюсерами, режиссером. Слегка щурясь от яркого света, вальяжно опустился в огненно-красное кресло напротив ведущей. С легкой усмешкой сказал ей: «Как у вас жарко всегда. Вечное лето».
Ведущая Юлия Кликникова тридцатидвухзубо улыбнулась ему. Посмотрела с восхищением, в котором Сильвестр без труда узнал фальшь. Он ответил ей понимающим взглядом: и мне нередко приходится улыбаться по долгу службы. Потом пригляделся к ее улыбке, словно налипшей на лицо, и подумал: «Но все-таки гораздо реже, чем тебе». Телережиссер, человек с навечно утомленными глазами, подошел к Андрееву:
– Добрый вечер, рад! У нас всегда-всегда такие рейтинги с вами! На всякий случай напомню вам, Сильвестр Андреевич. Лицо руками не трогаем, микрофон на пиджачке не задеваем. Если вокруг вас люди будут ходить, а они будут, внимания не обращаем. Только вы и Юля. И так двадцать минут. А когда будет реклама, расслабляемся, шутим, потом снова – только камера, вы и Юля. Прямо в камеру не смотрим.
Сильвестр кивнул.
– Я помню все ваши правила. А лицо руками я, поверьте, и вне эфира не трогаю. По крайней мере, свое.
– Минута до эфира! – крикнул кто-то с неба.
В этот момент инспекторы пожарной охраны вошли в театр. Слегка дрожащий от страха директор театра Семен Борисов ждал их у дверей кабинета. Он утратил хитрость, потерял хватку, когда услышал, что идет инспекция, идет ночью, идет по приказу с самого верха. Это был приговор. Семен Борисов это понимал.
Сильвестр ценил своего директора именно за его непреходящий страх перед тем, что его вот-вот проверят. Благодаря этому страху Борисов не позволял себе никаких отступлений от закона. Театр был в образцовом порядке. Но директор прекрасно понимал специфику державы, гражданином которой являлся, и знал, что ночной визит двух проверяющих сулит ему, безвинному, мало хорошего.
Одно лишь слово «проверка» повергало его в страх, потом в трепет, а затем страх и трепет действовали сообща, раздирая директорскую душу. Уже сейчас первая стадия (страх) стремительно переходила во вторую (трепет) – проверка-то была ночной! Но оставалась надежда, что третья стадия (совместная) так и не наступит: проверка все-таки была не финансовая, а пожарная.
Борисов был так напуган поздним проверочным визитом, что, когда на лестнице появился инспектор первый – улыбчивый мужчина лет сорока в хорошем костюме, – директор театра удивился, почему на нем нет пожарной каски. За первым инспектором следовал второй – его антипод. Сразу было видно: улыбка на его лице восходила редко. Он протянул директору руку с тусклым золотым кольцом:
– Добрый вечер. Макар Панфилов.
– Добрый вечер, – ласково, даже почти нежно повторил первый.
«Сейчас скажет Панфил Макаров», – подумал перепуганный директор, но услышал:
– Борис Плеханов.
– О, да мы тезки! – обрадовался директор.
– Не сказал бы, Семен Иванович, – инспектор Плеханов даже как-то опешил.
– Тезки по фамилии… – директор тонул, хотя не знал за собой никакой вины. Но под перекрестным огнем суровых и смеющихся глаз начал ее чувствовать.
– Так не бывает, любезный, – ласково ответил Панфилов. – Тезок по фамилии не бывает.
– И не будет никогда, – отрезал неулыбчивый, и директор театра почувствовал, как остатки воли покидают его. – Сами предъявите нарушения? Или нам поискать? Это хуже.
– Это гораздо, гораздо хуже, – доверительно сообщил лучезарный.
– Какие нарушения, что вы, – лепетнул Борисов и проклял Сильвестра Андреева в душе своей.
А тот, кто призвал на директора двуглавый кошмар, приветливо улыбнулся многомиллионной аудитории и небрежно наклонил голову в сторону ведущей.
– В гостях у «Вечернего часа» знаменитый режиссер Сильвестр Андреевич Андреев, лауреат Госпремии, премии «За заслуги перед Отечеством» второй и третьей степени, призер Эдинбургского фестиваля, лауреат премии «Европа – театру», человек, в театре которого двадцать лет не прекращаются аншлаги. Добрый вечер, Сильвестр Андреевич!
Андреев молчал.
– Сильвестр Андреевич? – интонация Юлии Кликниковой потеряла несколько децибелов доброжелательности.
Наконец Андреев вышел из паузы:
– Повторите, пожалуйста, все это еще раз. Мне так нравится.
Юлия испытала хоть и легонький, но все же шок, прежде чем поняла, что это была шутка. И, глянув в листок с вопросами, глубоко вдохнула. Настроилась на лучеиспускание. Начала испускать. И вышла на первый вопрос.
– Сильвестр Андреевич, расскажите нам, пожалуйста, о завтрашней премьере! «Ромео и Джульетта» в постановке выдающегося режиссера! В главной роли – изумительный Сергей Преображенский! Театральная Москва замерла в ожидании.
– Это она правильно сделала. Потому что завтра Москву ждет событие не только театральное, но и общественное. Всех, кто придет завтра, ждет сюрприз.
Юлия улыбнулась стране. Ипполит Карлович и отец Никодим сидели перед экранами – один жевал горящую сигару и цедил коньяк, другой перебирал четки и нашептывал молитву.
– Сюрприз, – сказал Ипполит Карлович.
– Сюрприз, – повторил отец Никодим.
Ипполит Карлович посмотрел в искрящиеся наглые глаза Сильвестра:
– Молись, отец Никодим. Молись. Чтобы он не гаркнул чего. На всю Россию. Если хоть намекнет на нас. Инспекторы пожарные. Нам уже не помогут.
