В партизанском крае к офицерам относились с уважением.
Все вопросы решили, деньги пересчитали. Машину в присутствии Коли закрыли и опечатали.
– Через трое суток машина будет в Севастополе, бля буду. Ну что, братан, отметим сделку?
Это была ошибка, против тещиного местный самогон был просто боржом без газа.
Подопригора с Моревым пытались выудить у Толкачева, как прошла поездка.
– Как, как? Ничего хорошего. Полные трусы денег, ни тебе почесаться, ни вялого отжать.
Коля был немногословен.
– А машина когда будет?
– Должна быть завтра до вечера.
– А гарантии какие?
– Шмель сказал, бля буду.
Подопригора со стоном рухнул на стул.
О чем думает заключенный в ночь перед вынесением приговора? Примерно то же чувствовали Володя с Саней. Но все-таки главным чувством была надежда. Может, приедет эта чертова машина? А если не приедет, то, возможно, теща простит одолженные кровные?
Коля спал как убитый, ему ничего не снилось.
Братва не подвела, машина пришла вовремя. Правда, радость длилась недолго, новоиспеченные бизнесмены не учли вопросы разгрузки и хранения. Водитель торопил, нужно было что-то предпринимать. Раскидать груз решили по гаражам. Подопригора посмотрел на Толкачева и предложил:
– Может, сами разгрузим?
Утром Морев не смог встать с кровати. Люмбаго, он же радикулит, пригвоздил его всерьез. Жена перепробовала все, не помогала даже камфора с бодягой и тещиной слюной. И что интересно, если бы такое случилось на службе – он с превеликим удовольствие провалялся бы хоть неделю, а после еще и освобождение получил. Теперь же он не оставлял попыток подняться.
Неделю развозили товар по точкам, старенькие жигули молили о пощаде. Товар разбирали охотно, кто-то платил сразу, кто-то брал на реализацию. Не успевший выйти из образа амбал Колюня исправно собирал деньги.
Со скрипом, болями в пояснице и какой-то матерью бизнес начал отлаживаться.
Решили взять еще три фуры. Толкачев связался со Шмелем, тот, испытывая к Коле истинно братские чувства, разрешил рассчитаться по прибытии машин в Севастополь. Это был подарок! Бизнес выходил на новый уровень, компании нужно было дать имя. Флотский опыт сделал свое дело, фирму назвали «Якорь», зарегистрировали, завели печать и бухгалтера.
Решать вопрос со складами и техникой отправились на плодоовощебазу. Руководил базой уже не один десяток лет Богдан Иосифович Гамула. Человек он был уважаемый и своеобразный. На базе царили жесткие патриархальные устои, и, видимо, потому даже перестройка не смогла нарушить четкий ритм ее работы.
В приемной никого не оказалось, дверь в кабинет была настежь, картина открывалась прелюбопытная. Гамула сидел за столом с голым торсом, держа на затылке мешочек со льдом, ноги парились в тазу. Вид у него был несчастный, жалкий. Было видно невооруженным глазом – человек с грандиозного бодуна. На столе стоял стакан с водкой и стакан с мутным огуречным рассолом. Вокруг него суетились «мамки», перемотанные пуховыми платками, как пулеметными лентами. Подливая кипяток в таз, они причитали:
– Ну что ж ты, батюшка, так убиваешься? Выпил бы, уж и полегчало б сразу.
Если бы стакан был один, он давно бы его махнул, но стаканов было два. Гамула искренне не знал, с чего начать. Для него это была буриданова задача в чистом виде.
– Так, а чего пить-то? – плаксиво, безнадежно пронюнил директор. В процесс вмешался Подопригора:
– Богдан Иосифович, а вы попробуйте сначала водку, а следом рассольчику.
Гамула воспринял совет как команду. Схватив стакан, он жадно, большими глотками, дергая кадыком, в секунду его осушил. Смачно отрыгнув, уже не торопясь он выпил стакан рассола. Дальнейшее напоминало ускоренную съемку распускающегося цветка. Щеки порозовели, на лбу появилась испарина, взгляд стал осмысленным, и он наконец обратил внимание на посетителей.
– Ну, братцы, просите чего угодно, для вас все сделаю.
Ребятам везло.
Прошел первый месяц работы. Разглядывая аккуратные стопки денег на столе, Коля с удивлением заметил:
– Ты глянь, зарплата за месяц как годовая получка на службе.
Морев и Толкачев игру слов заметили и оценили, а Подопригора нет. Потому что Подопригора совмещал, совмещал получку и зарплату. Одно слово – хохол.
Хорошо посидели
Сбор назначили на одиннадцать часов у входа на кладбище. Повод был печальный – умер старый товарищ, однокашник по училищу Серега Рюмин. Хоронили на третий день, как и положено. Перепечинское кладбище, что за Химками, недалеко от аэропорта Шереметьево, конечно, не люкс, но выбирать не приходилось, да и для покойного это уже было не принципиально.
Октябрь 2013 года выдался дождливым, в ожидании траурного кортежа люди зябко кутались в пальто и нервно курили. Укрыться от мерзкой мороси было негде. Народу было немного и почти все незнакомые. Из однокашников смогли приехать трое – Вася Дягилев, Николай Ершов и Игорь Морковин.
Пока добрались до могилы, на каждом ботинке висело по паре килограммов глины. Стряхивать ее почему-то не хотелось. Вокруг свежевыкопанной могилы собралась закутанная во все черное напоминающая стайку грачей родня. Друзья стояли чуть поодаль.
При жизни Серега был человеком тихим, незаметным, что в училище, что на флоте. И на пенсии никуда не лез, ни во что не встревал, ковырялся понемногу на даче в свое удовольствие, там же, прикорнув в обед, и помер.
По классификации Безенчука, как ни крути, выходило – преставился.
Рынок добрался до кладбищ и диктовал новые подходы. Похороны могли быть элитными, а могли быть – эконом-класса. Рюмин капиталов не нажил, а потому хоронили его на не лучшем месте не лучшего кладбища в дешевеньком сосновом гробу.
Кто-то проворчал:
– Был бы вором, хоронили б на Ваганьковском.
Что ни говори, хорошие похороны – дело серьезное, им нужно посвятить жизнь.
Начались прощальные речи. Говорили долго, от души, со слезой. Эх, знал бы Серега, как его будут нахваливать, – помер бы раньше.
От поминок хотели отказаться, но родня настояла. Поминали на окраине Москвы в кафе «Веселая вдова». Трижды выпив, ковырнув кутью, друзья, не сговариваясь, вышли. Настроение было подавленное, было ощущение чего-то незаконченного, и расходиться не хотелось. Затянувшуюся паузу прервал Вася Дягилев:
– Может посидим где-нибудь, помянем по-человечески?
Вася был человек активный и даже после выхода на пенсию оборотов не сбавлял. Работал он охранником в торговом центре, при этом был активным членом Академии геополитических проблем и вдобавок увлекался эзотерикой.
