Дауншифтер
Что-то шло не так, не давал покоя душевный раздрай. При всем внешнем благополучии, в последнее время появилось стойкое желание что-то поменять. Москва угнетала. Это не было ни хандрой, ни минутной прихотью, это было сильное чувство, совсем как у перелетной птицы перед долгой дорогой на юг.
Сергей Иванович Моргунов отслужил на флоте в плепорцию, аккурат чтоб пенсия вышла, ни днем меньше, ни днем больше. На работу, сколько ни звали друзья-товарищи, не шел. Надоело подчиняться, решил организовать свой бизнес. Начинал с палатки на рынке стройматериалов, а теперь имел свой магазин «Мастерок» на Нахимовском проспекте. Упакован он был даже по московским меркам неплохо. Большая квартира на Новослободской, BMW Х-5, дети пристроены, жена – завуч в школе и кое-какие сбережения. С женой жили ровно, но уже давно без блеска в глазах.
Отпраздновав 50-летний юбилей, Сергей Иванович удовлетворения не почувствовал. Надоела до смерти эта московская тусня – у кого машина больше, у кого часы круче, у кого галстук дороже. Человеком себя только и чувствовал, что со старыми друзьями за рюмкой или на кладбище, хороня очередного неадаптированного к гражданскому бытию.
Потерял он к этой жизни интерес, такое бывает у людей, которые долго и тяжело болеют, ну не хочется больше жить, и все тут. Людишки вокруг пустые, ничего за ними нет, и поговорить с ними не о чем. Щебечут что-то на своем птичьем языке – шопинг, автопати, законнектиться…
И с досугом были проблемы, хобби он не имел, а сидеть у телека и смотреть голливудские фильмы уже не было сил, и от новомодных московских режиссеров тоже подташнивало. Купил он на блошином рынке диски со старыми советскими фильмами: «Чапаев», «Максимка», «Матрос Чижик», «Адмирал Ушаков» и «Адмирал Нахимов». Смотрел вечерами в одиночестве, его от них перло, особенно момент, когда Чапаев вылетает на белом коне с шашкой наголо, на глаза наворачивались слезы, грудь распирало от гордости, и хотелось ему скакать рядом с Чапаем и рубать врага. А в фильме «Максимка» за душу брало старое доброе ныне не употребляемое обращение, принятое у матросов, – «братцы».
Решил Моргунов жизнь свою круто поменять, потому как ненастоящая она какая-то, фанаберия одна, прозябание духовное, так всю жизнь-то прозябешь и не заметишь.
Прочитал он статью про дауншифтеров, идея ему понравилась, только он не понял, почему для этого нужно ехать хрен знает в какие Филиппины с Таиландами. Почему не попробовать здесь, в России?
Преодолевая сопротивление семейства, натершего ему мозоль на шее, он принялся реализовывать задуманное. Продал бизнес, разочаровав семью и поставив ее перед необходимостью напрячься, и приобрел участок на севере Тверской губернии на берегу реки Молога. Название местечка ласкало слух. Это была не деревня, не поселок, не село, это было сельцо – сельцо Заботино. К обустройству земли новоявленный латифундист подошел серьезно, накупил книг по строительству, сельскому хозяйству и птицеводству.
Через два года участок превратился в идеально устроенное хозяйство. Небольшой добротный деревянный дом (благо выпендриваться не перед кем), баня, колодец, теплица, курятник, сад, ягодники, и все это обнесено забором. Забор не для того, чтобы отгородиться от соседей, а потому что хозяйство. Наконец он смог позволить себе то, о чем мечтал с детства, – завел собаку. Сосед, старый дед-охотник, подарил щенка лайки. Кобелька назвали по военно-морскому – Гюйс. Вообще связь с флотом Сергей Иванович не терял, на День флота поднимал военно-морской флаг, а огород копал исключительно в тельняшке.
Домов в Заботино было всего шесть, и люди жили дружно. В такой глуши без взаимовыручки нельзя, пропадешь. Дачников не было, места хоть и красивейшие, но непрестижные. Местные жили своей особенной жизнью, их не интересовала ни политика, ни экономика, когда начиналась программа «Время», они уже засыпали, наломавшись за день. Они представления не имели, кто такие Матвиенко, Познер, Навальный и, прости Господи, Обама, что такое стагфляция, евро и дефолт, но они точно знали, когда сажать картошку, были уверены, что нельзя воровать у соседа и что если сегодня не поработаешь, то завтра не поешь. И никто из них не догадывался о существовании снотворного и успокоительного.
Моргунов почувствовал полное единение с природой к концу третьего года дауншифтерства, когда начал гнать самогон. Было у него почти натуральное хозяйство. Автолавка два раза в месяц, а зимой и того реже, так что расчет только на себя. Работал он с удовольствием, получая от этого необыкновенный кайф. Наверное, это и было чувство глубокого удовлетворения, о котором так часто говорили вожди из прошлой жизни. Постепенно Сергей Иванович освоил охоту и рыбалку, Гюйс в этом деле был незаменим. Их отношения можно было выразить только одним словом – любовь. Единственное, что ели они из разных мисок, а так все общее. Ни телевизора, ни радио Моргунов не заводил принципиально, все больше читал и размышлял над смыслом жизни. Связь с внешним миром он осуществлял по мобильному телефону, раз в месяц он звонил жене и друзьям узнать, как дела. Позвонить ему было невозможно, потому что телефон он держал отключенным.
Жена частыми визитами не тревожила. Поначалу наведывалась раз в месяц, со временем визиты становились все реже и в конце концов ограничились днем рождения и Новым годом. Каждый ее приезд был для него испытанием, он не знал, чем ее занять, куда себя деть. Она это тоже чувствовала, но по большому счету никакой неприязни они друг к другу не испытывали. Просто так сложилась жизнь. Она понимала, если б поехала с мужем в эту тмутаракань, то и жили бы себе, но декабристкой она не была.
Дети, поняв, что от него больше получить нечего, не навещали вовсе.
Весна в этот год выдалась ранняя, солнце жарило практически по-летнему. Сколько ни напрягался, а вспомнить такого теплого марта Сергей Иванович не мог. Он сидел на лавочке и грелся на солнышке, Гюйс, лениво щурясь, развалился рядом. Моргунов с интересом наблюдал, как бабка-соседка возилась в огороде, замотанная в платок, в ватнике-безрукавке, цветастой юбке и галошах на шерстяной носок, с тяпкой в руках, она олицетворяла министерство сельского хозяйства. Все в России держится на таких, как она, убери их – и перемрут все менеджеры от голодухи.
Достал Сергей Иванович телефон и набрал своего закадычного дружка, с которым они были вместе еще с училища.
– Здоров, Сова. Как жизнь?
Николай Сидорович Сова был из командиров, а потому в нем сочетались строгость, быстрота принятия решений и непоколебимая уверенность в своей правоте. Фамилия у него была замечательная, и с молодости она была для него и кличкой и именем.
– Отлично, наши взяли Севастополь! Мы уже третий день отмечаем.
– Слушай, бери Вовку Авдеева и на выходные ко мне. Баньку и самогон гарантирую.
– Умеешь ты уговорить, черт красноречивый. В субботу к обеду будем.
– Будешь проезжать Химки, напротив «Гранда» подхвати моего друга детства, давно сюда просится, а доехать не на чем.
– Как состыкуемся?
