Темный предмет вылетел из темноты, ударился о землю, подпрыгнул (Веня успел увидеть, как предатель дернулся в сторону) и взорвался. В следующее мгновение Застенов ослеп, оглох, и выпал из суетного мира…
А вернулся в него, лежа ничком на земле, со скованными за спиной руками.
– Какого хрена… – прохрипел Застенов и получил в ответ сапогом в бок. Впрочем, слов он бы все равно не услышал – уши отказали напрочь. Перед глазами плавали белые круги.
Веня зажмурился.
«Светошумовая, – подумал он. – Интересно, кто это рискнул? Или этот киллер нас подставил?»
Через минуту, когда к Вене частично вернулось зрение, он получил ответ на последний вопрос.
Киллер лежал в пяти шагах от Вени и, судя по позе, вряд ли мог выполнить хлебаловский заказ. А вот сумка с деньгами исчезла.
В поле зрения Вени появились мокасины из хорошей кожи. Дорогие и удобные, Веня в этом разбирался – у самого были такие. Хозяин мокасин наступил киллеру на шею, ухватил за короткие волосы… и содрал с покойника скальп. Нет, не скальп, просто парик, под которым обнаружился голый череп.
Веню ухватили за руки и резко вздернули на ноги. Перед Веней стоял Курков. Губы его шевелились, но Застенов ничего не слышал.
– Ответишь! – сказал, вернее, выкрикнул Веня.
Курков оскалился, махнул рукой – на Венин затылок обрушилась гора, и мир опять исчез.
– Да, – сказал Сивый. – Это наш. Вернее, был наш.
Он скомкал парик и сунул в карман. Потом наклонился и вынул из сумки слегка подкопченную пачку долларов.
– Этого – в «скорую»! – скомандовал Курков, и двое поволокли вырубленного Веню к фургону.
Остальные шестеро бойцов, в брониках, с укороченными автоматами, столпились вокруг Сивого, завороженно глядя на деньги…
Сивый уронил пачку обратно в сумку, задернул молнию.
– Хорош глазеть! – гаркнул подошедший Курков. – Прибраться тут в темпе вальса!
Бойцы встрепенулись и занялись делом.
Трижды щелкали выстрелы, добивая раненых. Трупы загрузили в фургон с надписью: «Хлебозавод № 3».
Сивый и Курков сели в «скорую», где уже лежал накрепко привязанный к носилкам Веня. Около Вени разместился доктор, настоящий, с дипломом. Правда, не хирург и не терапевт – нарколог.
За рулем сидел Салават.
– В Краснянск? – спросил он.
– Да, – кивнул Сивый.
– А трупы? – спросил Курков.
– По дороге. Время.
Курков кивнул. После того, как только что у него на глазах Сивый из пары «глоков» в две секунды положил киллера и четверых хлебаловских, Курков очень его зауважал.
Салават врубил мигалку. Спустя десять минут колонна из пяти машин выехала на трассу.
– С деньгами что будем делать? – спросил Курков.
Этот вопрос его весьма беспокоил. В кожаной сумке, покоившейся у ног Сивого, лежала сумма, намного перекрывавшая совокупную стоимость и Куркова, и его бойцов. Цена жизни Льва Никитича Сурьина. Если этому седому снайперу захочется оставить ее себе, Курков вряд ли сумеет ему помешать.
Сивый молча вытащил из сумки шесть пачек, четыре распихал по карманам, что не вошло – сунул в бардачок и придвинул сумку Куркову.
– Девяносто, – сказал он. – Возражений нет?
Курков мотнул головой.
«Еще придется с пацанами делиться», – подумал он.
Жалко, но ничего не поделаешь. Деньги видели все.
В свете фар мелькнул указатель: поворот на Краснянск.
Сивый достал мобильник.
– Бессон? Мы едем. Да… Часа полтора.
Тропинка петляла по заброшенному парку. Между разросшихся кустов чернели деревянные бараки с облупившимися стенами. Дорожка спускалась вниз. Там в бетонном заборе имелся пролом, через который можно было выбраться на берег Юри.
«А не искупаться ли мне?» – подумал Алеша.
Почему бы и нет?
Из пролома в заборе словно зубы дракона торчали ошметки арматуры. Алеша подумал: стоило бы вернуться и прихватить с собой кого-нибудь из своих, на всякий случай. Но не вернулся. Интересно, купаться под охраной: это еще осторожность или уже трусость?
«Ничего со мной не случится», – самоуверенно подумал он и пролез в дырку.
Лунная дорожка упиралась в песчаный берег. На противоположном берегу мерцали огни. От воды тянуло гнилью. Купаться сразу расхотелось…
И тут откуда-то сбоку вынырнули четыре тени.
– Здоров, братишка… Куда путь держим?
Самый высокий из четверки был на пару дюймов ниже Алеши. Шелехов расслабился. Обыкновенная местная молодежь.
– Вот думаю: не искупаться ли?
– А сам откуда?
– Из Никитска.
– А-а-а… Из Никитска…
Четверка оживилась.
– А ты, никитский, деньгами не богат?
– А что такое?
– А то, что ты по нашей земле ходишь… Куда ты по нашей земле ходишь, а, никитский?
Тот, что повыше, мелкими шажками подбирался к Шелехову. Алексей еще колебался: нужен ли пистолет или так обойдется… Но тут парень внезапно движение прекратил.
– Куда бы он ни шел, это, салабон, тебя не касается! – раздался за Алешиной спиной голос Ленечки.
– У тебя не спросили! – огрызнулся парень.
Он был примерно Алешиного возраста, и слегка шепелявил.
Ленечка легко обогнул Алексея, выбросил руку… Шлеп! Это был не удар, просто пощечина.
Парень отпрыгнул назад, выдернул что-то из-за пазухи… Шлеп-шлеп! Тоже не настоящие удары – оплеухи, но голова парня мотнулась из стороны в сторону. Предмет, который он достал, со стуком упал на землю, а сам он шарахнулся назад. И остальные тоже подались назад. Похоже, конфликтовать им расхотелось.
– На хер пошли! – рявкнул Ленечка. – Бего-ом!
Команда была выполнена безотлагательно. Но раньше, чем утих топот, из-за дырки в заборе вылез Монах с автоматом под мышкой.
– Ерунда, – сказал ему Ленечка. – Шпана местная. Не люблю.
– Почему? – спросил Алексей.
– С детства. Я маленький хилый был, очень меня доставали. К тому же я – еврей.
– А это имеет значение? – удивился Алеша.
– Имеет, – подал голос Монах. – Я-то знаю.
– Ты что, тоже еврей?
Ленечка и Монах засмеялись.
– Нет, – сказал Монах. – Я как раз и был такой вот шпаной. Ну, может, маленько посмелее. Мы с Ленечкой в одном квартале жили и боксом в одной секции занимались.
– Серьезно?
