– Почему так решил?
– Хорошо знакомы, – ответил Сивый.
– Какие наши шансы? – спросил Бессонов. – В смысле, Хлебалова завалить.
Сивый задумался.
– Подходы к дому просматриваются хорошо, – сказал он. – Наблюдателей они выставили. Хлебалов из дома не выходит.
– Окна?
– Проблематично. До леса – метров сто пятьдесят. Из СВД я бы взялся попробовать… Из этого, – он погладил укороченный ствол, – нет.
– А ближе подойти?
Сивый покачал головой:
– Покос, огород, все открыто. Собаки.
– Хлебалов в доме сидит, а остальные? Как там у них обстановка?
– Большинство – в доме, четверо – в сарае. Один мужик, из местных, на лошади куда-то ускакал. – Сивый поразмыслил немного и добавил: – Корову вывели пастись. – Еще немного помолчал и спросил: – Хочешь отстреливать по одному? Тогда надо с собак начинать.
– Простых бойцов класть я смысла не вижу. – Бессонов покачал головой. – Подстрелим максимум двух-трех…
– Двух. Или одного, – уточнил Сивый. – Плюс собаки.
– Да хоть пятерых, без разницы. По огневой мощи они нас все равно намного превосходить будут. А эффект внезапности пропадет. Сейчас их двадцать шесть – против нас четверых. Ну, будет двадцать. Пятикратный перевес, притом, что они в укрытии, а мы разве вот за деревьями прятаться можем.
– За деревьями тоже можно, – сказал Сивый. – Плохо, что вооружение у них намного серьезнее нашего. Карабины, калаши с подствольниками, ну, ты видел.
– Видел, – кивнул Бессонов. – И еще неизвестно, что тут на хуторе есть. А что-то точно есть, если тут постоянно два бойца хлебаловских обитают.
Сивый спорить не стал. Их автоматы в ближнем бою хороши, а тут чисто хлопушки. На дистанции свыше пятидесяти метров любой салабон с пулеметом имеет перед ними подавляющее преимущество. А хлебаловские – народ битый. Стрелять умеют. Конечно, не так, как он. Будь у Сивого одна из тех снайперских винтовок, что сгорели в «скорой», он бы показал, на что способен. Выбрал бы сосну повыше – и клал бы их, одного за другим. Тут главное – терпение. Снайпер, он час может ждать, или два… Сколько надо. Клиент обязательно подставится. Сивый и с другими снайперами в эту игру играл. Выигрывал, естественно. В таких играх, как у саперов, одного раза достаточно. А с простой пехотой или лохами штатскими – чисто техническая работа. Положить пару-тройку, сменить точку, повторить. И по той же схеме, пока всех не перещелкаешь. Тут и мастером быть не требуется, обычное ремесло. На такое можно любого спортсмена за неделю натаскать. А Сивый был не ремесленник, Сивый – мастер. И ценили его как мастера. В Москве у Сивого большие деньги лежали в надежном месте. И концы все обрублены. Вполне мог Сивый жить в довольстве и сытости. Хоть в Москве, хоть в Вильнюсе, хоть в Стокгольме.
Не мог. Скучно мастеру, если проявить себя не может. А как в мирное время себя проявить? Опять в киллеры? Денежно, но противно. В «горячих точках» – глупо и опасно. Здесь тоже опасно. Но интересно. Люди интересные рядом, задачи интересные… Сивый вспомнил, какой выстрел он произвел в Сурьина, и почувствовал глубокое удовлетворение. Вот это было искусство! А здесь… Здесь – ремесло. Будь у него снайперка, хотя бы обычная СВД, он положил бы на этом хуторе всех. Выбивал бы по одному, не спеша. Возможно, поиграл бы с ними немного. Понаблюдал бы, как ярость тех, кто еще жив, постепенно переходит в страх, а страх – в панику, когда приходит осознание, что снаружи – неизбежная смерть. Возможно, он дал бы им немного погонять себя по лесу, увлечься охотой, а затем внезапно превратил охотников в дичь. Все они были убийцами, хищниками. Мелкими и наглыми. Сивому нравилось убивать хищников, нравилось чувствовать себя убийцей убийц. Еще интереснее, если среди них тоже найдется снайпер. Тогда игра приобретет особый вкус, особую остроту. Правду сказать, Сивый именно в такие мгновения по-настоящему чувствовал вкус жизни…
– «Языка» надо брать! – сказал Монах. – Догнать того, кто на лошади ускакал.
– Ты что, быстрее лошади бегаешь? – раздраженно спросил Бессонов.
Реплики Монаха ему надоели.
– Салават может. Он мне говорил. Так, Салаватик?
– Ага, – подтвердил Салават. – Я догоню. Я в Азербайджане воевал – всадника догонял. Лошадь галопом быстрее скачет, да. Но я дольше лошади бежать могу. Весь день бежать могу! – заявил он самодовольно. – Я не какой-нибудь толстый Монах!
– Буду иметь в виду. – Бессонов с интересом поглядел на Салавата. Вот так оно бывает: пуд соли вместе съели, а он об этой особенности Салавата и не знал. – Но сейчас погоню отставить. Будем ждать. Сивый, ты наблюдаешь с этой стороны, Салават – с той. Если кто-то в одиночку или малой группой в лес сунутся, будем брать. А пока выжидаем.
– А что жрать будем? – недовольно спросил Монах.
– Грибы!
– Сырыми? – физиономия Монаха вытянулась.
– Сыроежки жри! – отрезал Бессонов. – Вон, малину пощипай. Все, закончили базар. Система сигналов у нас будет такая….
Глава тридцать шестая
Пока Евгений Бессонов определял своим людям сектора наблюдения, бывший комендант Праздничного распределил по постам своих. Три смены по шесть человек, вполне достаточно. Организовав караулы, Миша прихватил бинокль и вскарабкался на крышу сарая. Свой глазок – смотрок, как говорится.
Результаты осмотра Мишу озаботили. Нет, ничего конкретного он не обнаружил, но что-то в лесу было не так. Где-то птички не пели, где-то, наоборот, ворона шуганулась безосновательно. И собаки хуторские как-то не то, чтобы беспокоились, но… беспокоились. Волков-медведей поблизости быть не могло: ни один нормальный лесной хищник, даже глупая росомаха, днем к человечьему жилью не подойдет. Значит, человек? Собачки, если запашок издалека почуют, лаять не станут. Они хутор сторожат, а не окрестности. Лаять не станут, но принюхиваться будут… Вот как сейчас.
Обеспокоенный результатами наблюдения, Миша спустился на землю и отправился делиться опасениями с хозяином.
Заглянув в команту, Миша увидел, что Хлебалов отдыхает. Но не спит.
– Можно, Николай Григорьевич?
– Заходи, – разрешил никитский князек. – Присаживайся. Как у тебя, всё нормально?
– Да не совсем, – сказал Миша, притворяя за собой дверь и опускаясь на ветхий плетеный стул, подозрительно заскрипевший под Мишиными девяносто пятью килограммами. – Такое дело, Николай Григорьевич, собачки что-то волнуются. И птицы тоже. Есть мнение, что наблюдение за нами ведется.
– Ерунда! – отмахнулся Хлебалов. – Какой-нибудь барсук мимо пробежал, только и всего. Если бы выследили нас, уже брали бы. С земли и с воздуха.
– Может, пронюхали, что она здесь, и осторожничают, не хотят в лоб?
– Ерунда! Нас же ФСБ травит. Да будь у нас тут хоть сто заложников, это их бы не остановило!
