«Хорошо, что не бетон, – успел подумать Миша. – Рикошетов нет… Но надо в темпе валить, пока гранату не влепили…»
У его бригады тоже был гранатомет, но он вместе с гранатометчиком, мать его так, остался в хлеву. А хлев, как успел заметить Миша, полыхал ярким пламенем, причем изнутри – ни рева, ни воплей. Не бывает такого, чтобы живые существа горели молча. Значит, живых там нет. Нет гранатометчика. И, похоже, нет большей части хлебаловского войска. Вторая вероломная атака обошлась еще дороже первой. Удивительно, что прилетевшие не разносят к хренам эту двухэтажную избушку. Хотят взять живьем, что ли?
Внезапно стало тихо. Прекратили стрелять прилетевшие и те, кто в лесу. Хлебаловские – тоже.
– Эй, там, в доме! – зазвенел усиленный электроникой знакомый голос. – Сдавайтесь, и будете жить!
– Лешка Шелехов! – удивленно воскликнул Миша.
Мертвенно мрачное, в побелке и копоти, лицо Хлебалова оживила свирепая усмешка.
– Он самый, сучонок! – произнес никитский князек. – Повезло нам! – Он сплюнул на засыпанный штукатуркой пол. – Мишка, бегом за его девкой. Тащи ее сюда. И всех, кто есть в доме, – тоже.
– Здорово, Лешка! – пододвигаясь поближе к окну, заорал Хлебалов. – У меня твоя девка, знаешь?
– Знаю! – последовал ответ. – Если с ней что-нибудь случится…
Из Ширгорода они долетели за два часа. Шелехов и восемь спецназовцев. Вертушка была трофейная, но пилотировал позаимствованный у военных экипаж. У военных же взяли кое-какое вооружение: два пулемета, гранатомет… На всякий случай. По данным, полученным от Рябого, Аленку стерегли всего двое бойцов, но Козявкин хутор располагался недалеко от Кургана, к которому пробивались остатки хлебаловского «войска», уцелевшие после боя в Праздничном. Кто-то из них мог обосноваться на хуторе.
Сели нагло, на лужок у самой изгороди…
– Два бойца, говоришь… – проговорил лейтенант, глядя на вышедших встречать. – Лично я вижу уже шестерых… А вон еще один, в сарайчике. А в руках у него… Эрпэгэ двадцать два, кажется? Так, сержант?
– Точно! – процедил сержант. – Стрельнет – мало не покажется. Только, думаю, он промажет.
– Почему так думаешь?
– Лох. У него там куча сена за спиной. Сгорит к чертовой матери.
– Почему сгорит? – поинтересовался Алеша.
– Выхлоп, – сказал сержант. – От выстрела. Газы пороховые. Эк!
Последнее восклицание утонуло в грохоте выстрелов, а относилось оно к тому, что группу любопытствующих бойцов на крылечке разметало очередью.
Гранатометчик успел нырнуть в темноту сарайчика.
– На выход? – полуутвердительно спросил сержант.
– Погодь! – Лейтенант перебрался вперед: один из пилотов с готовностью уступил ему место. – Ага! Работают с опушки… Хиленько, хиленько… А вот это уже не хило! – отреагировал он, когда в процесс включился пулеметчик. Леша тоже протиснулся вперед (его вежливо пропустили), увидел, как рвется пламя из дульного среза пулемета…
– Нас, типа, игнорируют, что ли? – сказал кто-то из спецназовцев. – А, командир?
– Обиделся? – ласково поинтересовался лейтенант. И другим, жестким, тоном: – Отделение!..
– Всю жизнь мечтал умереть в постели от старости, – проворчал сержант, объяснявший про пороховые газы.
Шелехов слушал, как лейтенант четко, короткими рублеными фразами ставит задачи бойцам, и слегка завидовал. Вот человек, который точно знает свое место в жизни и занимает его по праву. Алеша же в последнее время чувствовал себя актером-самоучкой, играющим чужую роль и рискующим, что его вот-вот раскусят…
– …Остаешься с ним! – бросил командир спецназовцев сержанту, кивнув на Алексея.
– Там девушка, – напомнил Шелехов. – Ее надо…
– Помню, не инвалид! – отрезал лейтенант. И своим: – Ну, братцы… побежали!
И первым сиганул в люк.
– Эй там, в доме! – произнес Шелехов в микрофон. – Сдавайтесь и будете жить!
И не очень удивился, услышав голос Хлебалова.
Горел сарай, подожженный гранатой и трассерами. Горели подсобные постройки. Валил дым со второго этажа дома. Сопротивление противника, можно сказать, было подавлено. Но в существующей ситуации…
– У меня приказ содействовать вам, Алексей, – сказал лейтенант. – Но в доме – вооруженные преступники. Мы можем их взять, но гарантировать безопасность заложницы невозможно.
– Поджарить их – сами вылезут, – проворчал сержант, мечтавший умереть от старости.
Алексей мог его понять. Не будь в доме Аленки, это был бы самый безопасный и эффективный план.
– Ваши предложения? – сказал он уже в микрофон.
Пожар потушили. Но собрались все равно на первом этаже, наверху слишком воняло гарью.
– …Наши предложения такие: я ухожу! – заявил Хлебалов. – Вместе со всеми своими людьми! – Хлебалов посмотрел на «всех своих людей»: трех личных телохранителей, двух бойцов из Праздничного и Мишу, придерживавшего за плечо Белкину, растрепанную, в камуфляжном комбинезоне размера на три больше, чем требовалось, со связанными руками и ртом, который Хлебалов только что велел заткнуть тряпкой. Теперь соплячка больше не ругалась, а только сверлила Хлебалова яростным взглядом. Надо же, какой характер оказался у девки: так и не удалось сломать. И папаша у нее был такой же: убить дешевле, чем договориться.
– …Вместе со всеми своими людьми! – повторил Хлебалов. – Кроме одного… Этот один останется с твоей девкой и прирежет ее, если услышит выстрелы! Если в течение часа все будет тихо, он отдаст девку вам, и вы его отпустите!
Алеша посмотрел на лейтенанта, тот пожал плечами: у него приказ – обеспечить силовую поддержку. Решения принимает не он.
Алеше очень не хотелось отпускать Хлебалова. Что он потом скажет своим: Бессонову, Ужу, Ленечке… И Андрею Игоревичу. И можно ли верить никитскому князьку? Вдруг Аленки уже нет в живых… Или ее убьют перед тем, как уйти.
– Я хочу услышать Алену! – потребовал он.
– …Услышать Алену!
Хлебалов сделал знак, чтобы Миша выдернул тряпку изо рта девушки.
– Крикни ему, что у тебя все в порядке! – велел он.
Алена яростно мотнула головой.
Хлебалов усмехнулся, сунул руку ей под рубашку и больно ущипнул за сосок.
– Ах ты, урод лысый! – закричала девушка, попыталась его укусить, но Хлебалов схватил ее подбородок и запихал тряпку обратно.
– Слыхал? – повысив голос, осведомился он.
– Да! – ответил Алеша. – Я принимаю ваши условия. Но сначала к вам подойдет мой человек и убедится, что вы не прихватили ее с собой.
– Хитрый, чертенок, – пробормотал Хлебалов, который как раз это и собирался проделать: оглушить соплячку и утащить с собой под видом раненного.
