Она позвонила Денису и предупредила, что приедут ее сестра и
отец и нужно будет обеспечивать старика горячими новостями с места трагедии.
– Хорошо, тетя Люба, – послушно ответил Денис, –
я все сделаю. Мне и самому интересно, я тоже за информацией слежу.
– Тетя Тамара покормит вас обедом.
– Я сам могу всех покормить, – обиделся
юноша. – Я не беспомощный.
Люба тихо улыбнулась и повесила трубку. Хороший мальчик.
Жаль, что это не ее сын. Жаль, что она не может любить его так, как любила
Колю. И Юля хорошая девочка, но она – не Леля. Никто не заменит ей родных
детей. На глаза снова набежали непрошеные слезы, Люба смахнула их рукой, потом
аккуратно приложила бумажный платок, чтобы не стерлась косметика. Она на
службе, и нужно держать себя в руках.
* * *
Николай Дмитриевич попросил устроить его в гостиной, уселся
в мягкое кресло и приготовился руководить процессом получения информации из
Интернета. Тамара сидела рядом, приготовив тонометр, которым она каждый час
измеряла отцу давление, и весьма объемную косметичку с всевозможными
лекарствами и одноразовыми шприцами.
– Что ты тут больницу развела, – ворчал
Головин. – Принеси мне лучше чаю. И сухариков.
Дверь в комнату Дениса держали открытой, чтобы старик и
юноша могли переговариваться. Это тоже было инициативой Николая Дмитриевича,
хотя Тамара отнеслась к ней с усмешкой: Денис-то Головина услышит, а вот
услышит ли Головин голос юноши – это еще большой вопрос.
– Ты на всякий случай говори громче, – тихонько
попросила она Дениса. – Или даже лучше – кричи, а то дед у нас глуховат
стал.
– Я не умею кричать, – с улыбкой признался
Денис. – У нас маленькая квартира была, там вполголоса скажешь – и всюду
слышно. У меня навыка нет.
– Учись, – очень серьезно ответила Тамара, пряча
лукавые искорки в глазах, – ты здесь уже год живешь, со здешними
расстояниями тебе нужен командный голос.
За то время, которое Головин и Тамара провели в дороге,
новости поступили скудные: из здания захваченной в Беслане школы доносятся
одиночные выстрелы, но никто из заложников не пострадал, боевики согнали детей
в школьный спортзал и отказываются от переговоров. Однако около полудня
информация стала более тревожной.
– Боевики заминировали спортзал, – сообщил
выехавший из своей комнаты Денис, – и по некоторым данным, среди них есть
две женщины с «поясами шахидов». Они заявили, что взорвут школу, если их будут
штурмовать.
Николай Дмитриевич сморщился, как морщился всегда, когда
начинало болеть сердце.
– Там же дети! Маленькие дети! Это кем же надо быть,
чтобы заминировать помещение, где находятся дети!
Тамара тут же кинулась измерять отцу давление, и цифры на
дисплее ее испугали.
– Папа, поспокойнее, пожалуйста, – уговаривала она
отца. – Нам только инсульта сейчас не хватало. Давай-ка прими вот эту
таблетку.
– Я не буду пить лекарства! Ты пичкаешь меня
таблетками, как будто я инвалид какой-то. Я еще вполне могу терпеть сам, без
лекарств.
– Папа, я столько раз объясняла тебе, что терпеть
нельзя. Нельзя! Лекарство надо принимать сразу же, как только появляется
недомогание. Иначе процесс запустится и станет неуправляемым, его уже никакими
лекарствами потом не собьешь. Ну давай хотя бы половинку таблетки, а?
Головин нехотя подчинился. Еще через некоторое время Денис
сказал, что школа полностью оцеплена воинскими подразделениями, но никаких
огневых контактов пока нет.
– Четыре часа, – Николай Дмитриевич покачал
головой. – Им потребовалось целых четыре часа, чтобы блокировать здание.
Ну куда это годится? За четыре часа террористы могли успеть все, что угодно.
Черт побери, что происходит с нашей армией и МВД?
После этой новости он чуть-чуть успокоился, но буквально
через несколько минут Денис объявил, что у школы началась стрельба из
гранатометов и автоматов и спасены пятнадцать заложников, которые успели при
нападении боевиков спрятаться в котельной. Еще через очень короткое время
террористы выставили в окна школы детей с целью не допустить штурма. Показатели
давления у Николая Дмитриевича зашкаливали, и Тамаре пришлось сделать отцу
укол.
После укола обессиленный Николай Дмитриевич задремал, и
Тамара присела на диван рядом с сидящим у компьютера Денисом.
– Пусть поспит, – сказала она. – Бог даст,
когда он проснется, все уже закончится.
Они тихонько переговаривались, обсуждая поступающие почти
ежеминутно новости из разных источников. Источники то повторяли друг друга, то
опровергали ранее полученную информацию, и разобраться в ней становилось все
труднее. Потом они пообедали вдвоем, решив не будить старика, и Тамара
удивилась той ловкости, с которой Денис управлялся на кухне. Она с
удовольствием позволила юноше поухаживать за собой, съела все до последней
крошки и болтала с Денисом, глядя, как он моет посуду.
Пока Головин отдыхал, из захваченной школы удалось сбежать
еще 14 ученикам, но больше ничего не происходило. Периодически звонила Люба,
интересовалась, как отец, а к пяти часам пришла после занятий в институте Юля,
которая тут же взяла все заботы о Николае Дмитриевиче на себя.
– Я уже давно полноценный врач, только без
диплома, – заявила девушка. – И рука у меня легкая, когда я уколы
ставлю, больные даже не чувствуют.
– А у меня рука тяжелая, – призналась
Тамара, – папа всегда жалуется, что ему больно, когда я делаю ему укол.
Уже вернулись с работы и Люба, и Родислав, уже все
поужинали, а в Беслане по-прежнему ничего не происходило.
– Может быть, ты не там смотришь? – приставал
Николай Дмитриевич к Денису. – Покажи мне.
Денис послушно открывал сайты информационных агентств и
вслух читал Головину все подряд: «В Воронеже из-за терактов отменено
празднование Дня города», «Глава Европарламента осудил захват школы в Беслане»,
«Россия требует от Совета Безопасности ООН реакцию на события в России»,
«Красный Крест предложил помочь в организации переговоров в Беслане»… Головин
внимательно слушал, вздыхал, коротко и довольно резко комментировал услышанное,
но уличить Дениса в том, что он что-то пропустил, так и не смог.
Около половины одиннадцатого вечера корреспондент одного из
телеканалов сообщил, что возле школы в Беслане была слышна перестрелка.
– А дети по-прежнему стоят в окнах? – обеспокоенно
спросил Головин.
– Не знаю, – пожал плечами Денис, – я не
видел информации о том, что детей из окон убрали.
– Они же могут пострадать! Если их не убрали… –
Николай Дмитриевич беспомощно взмахнул руками и стал заваливаться на диван.
И снова измеряли давление, и делали укол, все сидели рядом и
наперебой старались успокоить старика.
– Что происходит со страной! – стонал
Головин. – Это же моя страна, когда я был заместителем министра, вся эта
территория была моей страной, и я отвечал за порядок на ней. В мое время это
было невозможно, чтобы захватили ни в чем не повинных детей и выставили их
живым щитом в окна! Это не только невозможно было сделать, это даже в голову
никому прийти не могло! А что теперь? Откуда берутся эти звери? Они же выросли
в моей стране, они родились еще при советской власти, как они дошли до такого?
Кто это допустил? Кто сделал такое возможным?
