Она долго искала вход в камеру хранения и нужную ячейку,
потом ее обуял страх, что она все-таки перепутала и неправильно запомнила номер
и шифр. Нужная ячейка оказалась запертой. Люба в первый момент растерялась, но
потом сообразила, что именно так и должно было быть. Похитители должны были
занять ячейку заранее и закрыть ее на тот самый шифр, так что если набранная
Любой комбинация сработает и дверца откроется, значит, она все запомнила
правильно.
Дверца открылась, и Люба сразу успокоилась. Положила деньги,
оглянулась и снова набрала шифр. Всё, теперь можно уходить. Она двинулась к
выходу, но внезапно, повинуясь непонятному побуждению, вернулась. Дверца была
открыта, ячейка пуста. Значит, они стояли где-то рядом, совсем рядом, и
наблюдали за ней, а как только она отошла, забрали выкуп. Ей стало не по себе.
Они здесь, они дышат ей в затылок, смотрят на нее из-за угла. Или уже не
смотрят, а бегут к машине, чтобы поскорее увезти деньги? Или все-таки стоят и
смотрят, проверяют, что она будет делать?
Бежать отсюда, бежать не оглядываясь! Скорее к выходу,
скорее к Андрею, рядом с ним спокойно и безопасно. Выскочив из здания вокзала,
Люба нашла глазами знакомую машину и стала пробираться к ней, не отрывая
взгляда от смутно виднеющегося за замерзшим стеклом силуэта Андрея. Она снова
не смотрела под ноги и все-таки упала, больно ударилась и опять ощутила боль в
спине, так долго не оставлявшую ее после эпизода с пьяным Геннадием и
окончательно утихшую только месяц назад.
Она упала прямо в глубокий сугроб, и снег набился в короткие
сапожки с широкими голенищами, в рукава и за воротник шубы. Той самой шубы,
которую много лет назад ей подарила Аэлла. Люба неловко встала, принялась было
отряхиваться, потом махнула рукой и побежала к машине. Ногам, рукам и шее было
холодно и мокро, но она не обращала на это внимания. Главное – ехать туда, где
ей вернут сына.
Почти всю дорогу до Ясного проезда Люба и Андрей молчали, и
только в районе Алтуфьевского шоссе Любина нервозность прорвалась желанием
поговорить.
– Андрюша, а что мы дальше будем делать? Вот мы приедем
к дому десять – и что?
– Будем стоять и ждать.
– Сколько?
– Не знаю, Любаша. Может быть, недолго, а может быть,
несколько часов. Кто знает, какие у них планы? Может быть, им нужно время,
чтобы окончательно замести следы, ведь они не могут быть уверены на сто
процентов, что мы не обратились в милицию. Может быть, они захотят проверить
подлинность купюр. Может быть, им нужно привезти Колю откуда-нибудь издалека,
мы же не знаем, где они его держат, в Москве, в Подмосковье или за пределами
области. Мы сделали все, что они требовали, и теперь нам остается только ждать.
Связи с ними у нас нет. Хорошо, что мне удалось настоять и Лелька осталась
дома.
– Почему? – удивилась Люба.
– Ну как же, а вдруг у похитителей будут еще
какие-нибудь заморочки, как они нам об этом сообщат? Они могут только позвонить
тебе домой и что-то передать Леле. Если бы дома никого не было, мы бы ни о чем
не узнали.
– Так ты что, заранее об этом подумал, когда не
разрешал ей ехать с нами?
– Конечно.
– Теперь я понимаю, – задумчиво пробормотала Люба.
– Что ты понимаешь?
– Что означали твои слова о том, что так будет лучше не
только для нас, но и для Коли.
– Ну конечно, – усмехнулся Андрей. – Странно,
что ты не поняла сразу, мне казалось, что это очевидно.
– Да нет, мне не очевидно. Но удивительно, что тебе это
пришло в голову. Можно подумать, что ты уже не один раз имел дело с
похитителями.
– Просто я умею считать и просчитывать не только свои
действия, но и действия противника. Шахматная школа, – улыбнулся
Андрей. – Мы с тобой сейчас остановимся возле автомата и позвоним тебе
домой. Вдруг у Лельки есть новости?
Но у Лели никаких новостей не оказалось. Они подъехали к
дому десять по Ясному проезду и сразу увидели Колю, сидящего на лавочке возле
подъезда.
– Сынок! – бросилась к нему Люба, даже не
дожидаясь, пока машина полностью затормозит. – Как ты, мой золотой?
Коля резво вскочил, обнял мать и зашагал вместе к ней к
машине. Никаких следов побоев Люба на первый взгляд не обнаружила, лицо сына было
хотя и бледным, но чистым, без синяков и царапин.
– Ты цел? – она судорожно ощупывала через толстую
зимнюю куртку его плечи, руки, спину и грудь. – Тебя не били? Тебе ничего
не повредили?
– Нет, мать, – довольно улыбнулся Николаша, –
со мной обходились вполне культурно. Даже поесть дали. Где ты достала деньги?
– Андрей одолжил.
Люба снова села впереди, рядом с Бегорским, а Коля устроился
на заднем сиденье.
– Спасибо, дядя Андрей, – горячо поблагодарил
он. – Я постараюсь отдать деньги, как смогу. Правда, не обещаю, что это
будет скоро, но я буду очень стараться. И спасибо вам, что были с мамой,
поддержали ее.
– Да не за что, – коротко ответил Андрей, не
отрывая взгляда от дороги. Снова начался сильный снегопад, вокруг потемнело, и
видимость была очень плохой.
– Нет, есть, – возразил Коля. – Я же понимаю:
папы нет, связаться с ним невозможно, Лельке ничего нельзя ни сказать, ни
объяснить, мама осталась наедине с этим кошмаром, и неизвестно, как бы она одна
справилась. Хорошо, что у нее есть такие друзья, как вы, дядя Андрей, это
дорогого стоит. Я вам очень благодарен за то, что вы маму не бросили в трудную
минуту. Бедная моя мамуленька! – он наклонился вперед и положил руки на
плечи Любе. – Сколько же тебе пришлось вынести из-за меня, дурака!
– Что верно – то верно, – хмыкнул Андрей. –
Ты действительно дурак, каких поискать.
– Все правильно, – покаянно вздохнул
Николаша, – ругайте меня, корите, обзывайте любыми словами, я это
заслужил. Мы куда едем? Домой?
– Домой, – подтвердила Люба. – Куда же еще?
– Разве вам не надо на работу? Вы и так на меня полдня
ухлопали, уже почти половина второго.
– Я отвезу вас и поеду на завод, а маму я на сегодня
отпустил, она две ночи не спала, ей надо отдохнуть, – пояснил Бегорский.
– Спасибо, – снова поблагодарил Коля, –
спасибо еще раз за маму. Мамуля, мы с тобой сейчас приедем, ты разденешься,
ляжешь на диван, я дам тебе подушку, накрою пушистым пледом, принесу тебе
горячего чайку, включу телевизор, сяду у тебя в ногах и буду сидеть, как мышка,
пока ты будешь отдыхать. А потом я разогрею обед, накрою в комнате, и мы с
тобой устроим настоящую семейную трапезу. Только мы вдвоем, мать и сын. Правда,
здорово?
– Ты забыл про Лелю, – пробормотала Люба.
Ее наконец отпустила нервная дрожь, она окончательно
поверила в то, что сын рядом, что он жив и здоров и что кошмар закончился. На
несколько минут ей удалось расслабиться, но потом вновь начался озноб. Похоже,
попавший в сапоги и под шубу снег дал о себе знать – она простудилась. Впервые
за много лет мысль о болезни ее не испугала: если раньше любое недомогание
рассматривалось Любой как угроза налаженному быту и она заранее начинала
переживать, кто же купит продукты, приготовит еду, постирает и погладит рубашки
Родиславу и сделает уборку в квартире, то теперь она с неожиданным для себя
самой безразличием отнеслась ко всему этому и даже испытала некоторое
удовольствие, представив себе, как будет три дня лежать, ни о чем не
беспокоиться и спать, спать, спать… Все равно Родика нет, и рубашки можно не
стирать и не гладить, Леля вполне в состоянии сама о себе позаботиться и
позавтракать, обедает она чаще всего в университете, потому что после занятий
не возвращается сразу домой, а занимается в библиотеке – или в факультетской,
или в Иностранке. Что же касается Коли, то он все равно мало бывает дома,
питается в ресторанах, и вообще… Слишком он спокоен, слишком горячо и искренне
благодарит Андрея, слишком хорошо, судя по всему, с ним обошлись его
похитители. Похоже, худшие Любины подозрения оправдываются, всю эту кашу
организовал и заварил он сам, чтобы вынудить мать достать деньги. Не мытьем –
так катаньем.
