– А Леля? Ей понравилось?
– Да ну ее, – Ворон раздраженно взмахнул
крыльями, – ей, по-моему, вообще ничего, кроме ее собственных страданий,
не нравится. Выходила на пляж, садилась в тенечке и читала толстенный том
английской поэзии в оригинале. Из Москвы такую тяжесть перла, представляешь?
Ходила целыми днями с постным лицом и молчала. А твой Родислав, между прочим,
знаешь что вытворял?
– И что же?
– Он часов в одиннадцать утра заявлял, что ему уже
жарко, и оставлял Любу на пляже, а сам шел в номер, якобы отдыхать, включал
телевизор и смотрел по платному каналу порнографическое кино.
– Зачем? У него что, была возможность пригласить
проститутку, если вдруг… ну, ты понял, что я имею в виду.
– С ума сошел! – фыркнул Ворон. – Какая
проститутка? У него жена есть, ежели чего случится.
– И как, случилось? – с надеждой спросил Камень.
– Ну прям! Ничего не случилось. Слюнки текут, а толку
никакого. Это я тебе так, для информации сообщил, коль уж ты настаиваешь, чтобы
я ничего не скрывал. Но в целом отдых удался. Они по вечерам в деревню ходили,
там магазинчики всякие с сувенирами, ювелиркой и трикотажем, Родислав Любе
золотые сережки купил, большие такие, висячие. Я не очень понимаю, но они
говорили, что это дутое золото. Дутое – это что, ненастоящее? Типа бижутерии?
– Остолоп, – беззлобно усмехнулся Камень. –
Самое настоящее. Просто снаружи изделие крупное, а внутри пустое, легкое. Если
бы было литое, то в нем золота было бы на многие тыщи, а когда дутое, то
получается намного дешевле. Столько лет на свете живешь, а элементарного не
знаешь. А Леле они что-нибудь купили?
– Да что ты привязался со своей Лелей! –
рассердился Ворон. – Никогда ею не интересовался, а тут вдруг Леля да
Леля. Не ходила она с ними в деревню, в номере сидела и поэтов своих смаковала.
Или уходила вечером на пляж, сидела на лежаке и смотрела на море.
– Мечтала, что ли? – заинтересовался
Камень. – О чем?
– Не «о чем», а «о ком», – поправил его
Ворон. – О Вадиме, о ком же еще. Но это так, примерно, потому что я на нее
не настроился и мысли ее читать не могу пока. Если бы она с кем-нибудь
говорила, тогда другое дело, а она ведь молчит все время.
– Откуда же ты знаешь, что она о Вадиме мечтает?
– Ну, это-то на поверхности лежит, – рассмеялся
довольный собой Ворон. – Это и без специальной настройки я могу прочитать.
Вот в глубины подсознания я залезть могу только к Любе и к Родиславу, ну, к
Лизе еще могу. А с поверхности-то я у кого хошь считаю. Что касается подарка,
то Люба с мужем выбрали дочери красивый браслет, предлагали ей пойти с ними в
магазин, посмотреть, но она не пошла, так что пришлось им покупать самим, не
зная, понравится ей или нет.
– И как, понравился?
– А то. Глазки блеснули у нашей Лели, когда она браслет
увидела и на руку надела. Но она тут же опять маску всемирной скорби нацепила и
тихо так говорит, мол, спасибо, дорогие мама и папа, за ваш замечательный
подарок, это мне будет память о том, как мы хорошо все вместе отдыхали за
границей. И с такой тоской на родителей посмотрела, словно завтра все они умрут
и эта поездка навсегда останется самым светлым пятном в ее безысходной жизни.
Одним словом, девка – полный караул. Никакой радости жизни, одни сплошные
страдания. Она весь отпуск родителям испортила.
– Так уж и испортила? – усомнился Камень.
– Я тебе так скажу, – авторитетно произнес Ворон. –
Без нее им было бы куда лучше. А то им приходилось все время на Лелю
оглядываться: как она, да что она, да не скучает ли бедняжечка, не грустит ли,
да как она себя чувствует. Бывали моменты, когда им так хотелось порадоваться!
Вот представь: купили они телефонную карту, позвонили Коле домой или на работу,
поговорили с ним, убедились, что он жив-здоров и не в тюрьме, потом деду
отзвонились, у него тоже все в порядке, голос бодрый, на здоровье не жалуется,
потом даже Ларисе позвонили, с ней поговорили, там тоже все более или менее,
Геннадий напился, валяется, храпит, но никого не покалечил и в милицию не
загремел, бабка лежит, почти не встает, но квартиру пока не спалила, не
затопила и не взорвала. Отходят они от телефонной будки и понимают, что жизнь удалась:
в Москве все путем, здесь тепло, море, солнце и никаких проблем. Идут они, к
примеру, в кофейню в деревне, пьют крепкий вкусный кофе, холодной водичкой
запивают, кругом музычка восточная играет, люди веселые, беззаботные, и такая
радость Любу и Родислава охватывает, такой покой и умиротворение, и глаза у них
сияют, и предвкушают они завтрашний день, такой же спокойный, радостный,
наполненный всеразличными удовольствиями, а Родислав планирует на парашюте
полетать, а Люба его отговаривает, мол, она за него волноваться будет, и
хохочут они, хохочут, и Родислав жену за плечи обнимает… И вдруг как вспомнят
они про Лелю, которая осталась в отеле одна и сейчас, может быть, грустит или
тоскует, – и всё, радость как рукой снимает, начинают про дочку говорить и
сокрушаться, жалеть ее, переживать. И самое главное – им как будто даже стыдно
быть такими счастливыми, когда рядом вечно хмурая Царевна Несмеяна. Получается,
они рядом с Лелей права на личное счастье не имеют. Вот я и говорю, что без
нее-то им куда как лучше было бы.
Камень помолчал немного, обдумывая услышанное. Когда же Леля
успела превратиться из прелестной девочки в маленького домашнего монстра? Ведь
еще совсем недавно он, Камень, умилялся, слушая, как девочка плачет над
сорванным цветочком, и не так много времени прошло с тех пор, как он
порадовался тому, что Леля преодолела неприязнь к Ларисе и собственную детскую
спесь и начала играть с больной соседкой. А пока Леля упорно носила траур по
Тамариному мужу, Камень восторгался ее чувствительностью и готовностью к
сопереживанию чужому горю. И еще он искренне сочувствовал ее безответной
влюбленности в соседского юношу Вадима и восхищался Лелиным постоянством. То,
что со старшим сыном Романовых будут большие проблемы, было понятно еще в
Колины детские годы, но того, что в не меньшую проблему превратится их такая
чудесная, такая талантливая, такая поэтичная и романтическая девочка, он никак
не ожидал. Разве ее неправильно воспитывали? Разве обделяли любовью, заботой и
вниманием? Откуда в ней такая тяга к страданию? И неужели она не замечает, что
из-за этого мучаются ее ни в чем не повинные родители? «Надо будет обязательно
спросить у Змея, – подумал Камень. – Может, Ворон опять что-нибудь
скрыл от меня или просто не увидел, пропустил или не заметил».
– А в круиз на следующий год Романовы поехали? –
спросил после паузы. – Ты говорил, они собирались, если деньги будут.
– Поехали, а как же, – охотно сообщил
Ворон. – Только теперь уж без Лели.
– А что так? – Камень шевельнул бровями, пытаясь
их хоть немного приподнять, чтобы подчеркнуть интерес.
– Она сама отказалась. Но надо признать, родители не
сильно и настаивали. Дело в том, что Родислав по итогам года получил очень
большие деньги, он и мечтать не мог о таких доходах. Он Андрею сразу же долг
отдал, я имею в виду те деньги, которые Люба взяла, когда Николашу якобы
похитили, но все равно осталось много. Ну, у Бегорского производство
отлаженное, многопрофильное, а как только Романов подключился к решению
организационных вопросов, все покатилось как по маслу, и таможню грузы
проходили без задержек, и пожарные инспекции перестали наведываться, и
санэпидстанция ни к чему не придиралась и цеха не закрывала, и другие всякие
чиновники перестали кровь сосать. У Родислава всюду находились знакомые или
знакомые знакомых, и он со всеми умел договориться и решить проблему к
всеобщему удовольствию. Так что во всей стране шел экономический спад, а у
Бегорского – сплошной интенсивный рост, хотя он и закладывался на худшее. В
общем, на Романовых свалилась огромная куча денег, они такую даже в самых
сладких снах не видели.
