Слышать это было невыносимо, Любе хотелось закричать и
разбить телефон, из которого доносятся эти слова, заставляющие ее чувствовать
себя подлой, мерзкой обманщицей. Но она молчала и терпела, как делала всю свою
почти пятидесятилетнюю жизнь.
* * *
Это был самый обычный осенний вечер, промозглый, ветреный и
темный. Единственное отличие его от всех остальных ноябрьских вечеров состояло
в том, что это было 10-е число – День милиции, праздник, который Родислав
отмечал в кругу своих друзей по прежней службе. Люба, как и в предыдущие годы,
предложила собраться в доме у Романовых, и сначала именно так и планировали
сделать, но в последний момент всё переиграли, и Родислав с бывшими коллегами
отправился к кому-то из них на дачу. Леля уехала в Петербург, где приехавший из
Эдинбурга профессор читал цикл лекций о творчестве Бернса, Шелли и Мильтона,
Коли, как обычно, не было, и Люба проводила этот вечер в одиночестве. Позвонил
Родислав – на той даче, где шло празднование, был телефон – и радостно сообщил,
что у него все в порядке, он побудет здесь еще часок-полтора и двинет домой,
пусть Люба не волнуется, он немного выпил, но за руль не сядет, на даче есть
специально приглашенные молодые ребята, которые поведут машины гостей в
обратный путь. Люба поежилась от недоброго предчувствия: что это за мода такая
– напиваться и потом просить совершенно постороннего человека, чтобы он сел за
руль твоей машины и доставил домой? Барство какое-то. Сел за руль – не пей, а
не можешь не пить – езжай на электричке и на метро, как все. Она с самого утра
просила Родислава не брать машину, потому что предстояла пьянка, но он не послушал
жену.
Люба заварила свежий чай, принесла в комнату чайник, чашку,
блюдо с выпечкой и телефонную трубку и устроилась на диване перед телевизором,
чтобы посмотреть посвященный Дню милиции концерт. Ей вспомнился 1982 год, когда
она должна была идти на такой же концерт вместе с отцом, но не пошла, потому
что концерт отменили – умер Брежнев. Ведь это было совсем недавно, всего
каких-нибудь тринадцать лет назад, а как много переменилось за это время!
Совсем другой стала страна, у нее даже название поменялось, и люди стали
другими, и деньги, и телевизионные программы. Всё, всё другое. Лучше? Хуже? Она
этого не знала. Знала только, что при том, прежнем порядке они с Родиславом
никак не смогли бы путешествовать в каюте «люкс» по странам Средиземноморья. Дни,
проведенные в этой поездке, стали для Любы самыми спокойными и радостными за
последние годы. Конечно, она не переставала тревожиться за оставшихся в Москве
детей и отца и звонила им с каждой стоянки, но дома все было спокойно, Николай
Дмитриевич чувствовал себя хорошо, Коля не попал ни в милицию, ни в больницу, и
Люба вздыхала свободно и с удовольствием гуляла вместе с мужем по южным,
обсаженным пальмами и пиниями городам, пила местное вино в маленьких кабачках и
покупала сувениры – для себя, на память, – и подарки…
Телефонный звонок оторвал ее от созерцания выступления
известного юмориста. Раньше Люба всегда искренне хохотала, слушая его
миниатюры, а сегодня ей отчего-то совсем не смешно. И не потому, что настроение
грустное, вовсе нет, настроение у нее нормальное, а просто текст перестал
казаться смешным. Неужели и она сама тоже стала другой?
– Мам, у меня неприятности, – послышался в трубке
голос Николаши. – Мне придется исчезнуть на какое-то время. Вы не ищите
меня и не беспокойтесь. Все будет нормально. Я пока уйду в тину, а когда все
успокоится, вернусь.
Сын говорил быстро и негромко, словно очень торопился и не
хотел, чтобы его кто-то услышал.
– Коля, – перепугалась Люба, – что произошло?
Какие неприятности? У тебя опять долги?
– Мать, не бери в голову, я разберусь.
– Погоди, сынок, если тебе нужны деньги, мы достанем, я
поговорю с папой, мы что-нибудь придумаем, – торопливо заговорила
Люба. – Возвращайся домой, мы спокойно все обсудим и найдем решение, вот
папа скоро вернется…
– Мать, ты что, не слышишь меня? – в голосе
Николая появились отчетливые нотки раздражения и злости. – У меня
проблемы. Меня будут искать очень серьезные люди. И дело здесь не только в
деньгах. Мне нужно исчезнуть до тех пор, пока они обо мне не забудут. Если к
вам придут, говорите, что я пропал и куда делся – неизвестно. Будет возможность
– позвоню. Все, пока.
– Коля!!! – отчаянно закричала Люба, но в ухо уже
били отрывистые короткие гудки.
Она тупо смотрела в светящийся телевизионный экран, не
понимая, что происходит. Какие-то люди будут искать ее сына… Какие-то люди
желают ему зла… Какие-то люди на экране поют, произнося под какую-то музыку,
которую она не слышит, какие-то слова, которые она не может разобрать…
К возвращению мужа Люба была почти невменяемой, однако,
услышав звонок в дверь, сделала над собой нечеловеческое усилие, чтобы не
броситься к Родиславу на шею и не завыть. Родислав пришел веселый,
раскрасневшийся от выпитого, в приподнятом настроении.
– Любаша, – начал он прямо с порога, – я тебе
привез кучу приветов от ребят, от Игоря Мелехова, от Витьки Смелова, от Валеры
Дементьева. Ты же помнишь Валерку? Он всегда съедал больше всех, особенно
нападал на твой салат с сельдереем, а ты так радовалась, что гость хорошо
кушает. Помнишь?
Он ничего не замечал, да он и не смотрел на жену, снимал
ботинки, искал свои тапочки и стягивал пиджак и сорочку. Любе стало тошно, но
она терпеливо ждала, пока Родислав выговорится и остановится. А он все не
останавливался, все говорил, говорил, рассказывал, как славно они посидели,
какие вкусные были шашлыки, как постарели ребята, какие у них проблемы на
службе. Люба молча ходила следом за ним, пока он переодевался и мыл руки,
наливала ему чай и ждала, когда же можно будет сказать ему про Колю. Наконец
Родислав умолк и бросил на нее взгляд.
– Ты что-то плохо выглядишь, Любаша. Тебе нездоровится?
Она присела рядом и постаралась говорить спокойно, не впадая
в панику или в слезы. Мужчины не любят плачущих женщин, это ей еще бабушка Анна
Серафимовна объясняла. И еще она объясняла, что мужчины не любят больных
женщин, поэтому недомогания и болезни следует по возможности скрывать. И Люба
скрывала. О том, что у нее язва, Родислав до сих пор не знал, впрочем, как не
знали и все остальные, кроме сестры Тамары. Поэтому она не могла показать ему,
какая адская боль ее мучает теперь, боль не только душевная, но и физическая:
язва, как известно, не любит нервных перегрузок, и уже через несколько минут
после звонка сына Люба начала буквально сгибаться пополам от боли. Она приняла
лекарство, стало чуть легче, но все равно очень больно.
– Черт! – Родислав с силой ударил кулаком по
колену. – Черт! Черт! Он все-таки вляпался в какое-то дерьмо! И где его
теперь искать?
Люба опустила голову. Она чувствовала себя виноватой в том,
что муж сердится.
– Я не знаю, – прошептала она, глотая слезы.
– Ладно, – Родислав заговорил спокойнее, –
рано паниковать. Может быть, все обойдется, как-то образуется. Ты же знаешь,
наш Колька трусоват, и это еще мягко сказано. Он просто испугался и решил, что
за ним будут охотиться, а кому он нужен? Каким серьезным людям? Они что, не
видят, с кем имеют дело? Голодранец с амбициями, вот кто наш сын. Может быть,
он и наступил им на хвост, ну, они позлятся пару дней, покипят, пар выпустят –
да и забудут про него. Возможно, он правильно сделал, что не стал появляться
дома, ведь дома-то его будут искать в первую очередь. День поищут, два – и
перестанут. И он вернется. Отсидится пока у кого-нибудь из приятелей. Ах,
поганец, ну какой же он все-таки поганец! Ничего, Любаша, я уверен, что все
очень быстро закончится, и закончится благополучно. Давай еще чайку выпьем и
пойдем спать, уже поздно.
