Принесли билеты на самолет для Любы и Бегорского, вылет в
девять вечера. Люба перезвонила сыну, и почти сразу же раздался звонок
Родислава.
– Я тебе в кабинет все телефоны оборвал, пока не
догадался, что ты у Андрюхи сидишь. Любаша, ну ты как?
– Уже ничего, – она скупо улыбнулась. – Сразу
после Томкиного звонка, конечно, совсем плохо было, но сейчас уже получше.
– Почему ты мне не позвонила? – с упреком произнес
муж. – Почему я должен был узнавать об этом от Андрюхи?
– Родинька, я так плакала… – призналась
Люба. – Я боялась, что позвоню тебе и начну реветь, ты испугаешься, а я
ничего толком объяснить не смогу. Мне же нужно было еще папе сказать. А так я
немножко отвлеклась, пока с Ларисой вопрос решала, потом с Колей.
– А что с Колей решать? – Любе показалось, что муж
на другом конце провода нахмурился.
– Он рвался поехать на похороны, пришлось его долго
отговаривать и просить остаться дома с Лелей. Ты же понимаешь, ему нельзя к
Тамаре. И Лелю брать я не хочу, все-таки похороны – это для нее слишком
травматично. Когда ты сможешь приехать?
– Я еще не говорил с руководством, но надеюсь, что
завтра вечером смогу выехать. В крайнем случае – послезавтра. Послушай, я
правильно понял, что Андрюха летит сегодня вместе с тобой?
– Правильно. Он сам вызвался, я его не просила.
– С чего это вдруг? Он что, все эти годы поддерживал
отношения с Томкой? Или он ради тебя затеял эту поездку?
Несмотря на давящую на сердце тяжесть, Любе на мгновение
стало смешно. Родислав ревнует. Да к кому? К Андрюше Бегорскому, который за три
десятка лет ни разу не бросил на Любу заинтересованного взгляда и относился к
ней очень тепло, даже нежно, но исключительно дружески. Может, и вправду дело в
Тамаре? Да, Андрей из тех людей, которые умеют годами поддерживать знакомство,
никогда никого не бросают и не забывают, но чтобы с Тамарой… Впрочем, сейчас
это не имеет ровно никакого значения. У Томы горе, и Андрей хочет помочь, вот
что важно, а вовсе не то, когда он в последний раз видел Любину старшую сестру
или разговаривал с ней по телефону.
Люба благоразумно перевела разговор в другое русло и
принялась объяснять мужу, что Николай Дмитриевич поедет на похороны вместе с
ним, что она поручила Ларисе заботы по хозяйству и дала ей ключи от квартиры и
что вылетает она в девять вечера и Коля обещал собрать для нее сумку с вещами и
привезти прямо в аэропорт, потому что сама она никак не успевает, ей нужно еще
кое-что доделать по работе, прежде чем оставлять команду бухгалтеров и
экономистов на целую неделю.
– Послушай, – спохватился Родислав, – а
деньги Раисе? Надо же их как-то передать. Я никак не успею.
– Андрей сказал, что решит этот вопрос.
– Опять Андрей! Любаша, я начинаю думать…
– Перестань, Родик. Думай лучше о том, что тебе надо
ехать в Нижний вместе с папой. Я боюсь, как бы ему в поезде плохо не стало.
Когда заедешь за ним, возьми, пожалуйста, с собой все его лекарства и тонометр
не забудь. Если тебе покажется, что что-то не так, заставь его немедленно
измерить давление и смотри за ним внимательнее, ладно? Ты же знаешь папу, он
будет терпеть недомогание до последнего и ни за что не признается, что плохо
себя чувствует. Главное – вовремя дать лекарство, не пропустить начало
приступа. Папа еще от путча в себя не пришел, а тут с Гришей такое несчастье.
Он когда услышал про Гришу – заплакал. Можешь себе представить, в каком он
состоянии. Я была бы тебе очень признательна, если бы ты сегодня вечером заехал
к нему, не хочу, чтобы он оставался один.
Последние несколько дней стали для генерал-лейтенанта
Головина тяжким испытанием. В семье он был первым, кто узнал об отстранении
Горбачева в связи с невозможностью выполнять функции главы государства по
состоянию здоровья. Николай Дмитриевич вставал рано и уже в 6 утра услышал
сообщение по Центральному телевидению. Он немедленно позвонил Романовым и
разбудил их. Люба и Родислав не могли поверить услышанному, сами включили
телевизор и увидели концерт симфонической музыки, а чуть попозже на экране
возникло лицо диктора, который снова зачитывал Указ, подписанный Янаевым.
– Всё, – мрачно констатировал Родислав, –
реформы теперь похерят, будем возвращаться назад.
Для Любы это означало в тот момент только одно: частное
предпринимательство, хозрасчет и самофинансирование окажутся под запретом, ни у
Тамары, ни у нее самой не будет больше доходов, которые позволят решать
финансовые вопросы с Лизой, ее детьми и сиделкой, Колин кооператив прикроют, на
государственную службу без высшего образования устроиться ему будет непросто, да
он и не захочет, начнет снова болтаться по притонам и затевать разные аферы в
компании с сомнительными личностями, чтобы обогатиться, и наверняка попадет в
тюрьму, и как дальше жить – совершенно непонятно. Когда в 9 утра радиостанция
«Эхо Москвы» передала заявление Бориса Ельцина, в котором Указ Янаева был
назван реакционным переворотом и прозвучал призыв к всеобщей забастовке, Люба
была уже на работе и слушала радио вместе с остальными сотрудниками. Если до
того момента все мысли ее были направлены на вопросы экономические – как теперь
выживать? – то после выступления Ельцина ей стало страшно: ощутимо запахло
гражданской войной. К концу дня страхи ее оказались подкреплены и введением
комендантского часа, и входом в город подразделений Таманской и Кантемировской
дивизий и дивизии имени Дзержинского. В девять вечера в программе «Время»
показали многотысячную толпу у Белого дома, бронетехнику и Бориса Ельцина,
который, стоя на танке, зачитывал указ о недействительности указов ГКЧП на
территории России.
– Ничего себе! – ахнул Родислав, увидев эти кадры
по телевизору у себя в служебном кабинете – в связи с чрезвычайным положением
всем сотрудникам Министерства внутренних дел велено было находиться на рабочих
местах. – Это что же получается, ГКЧП совсем ситуацию не контролирует,
если допускает, чтобы по телевизору такое показывали? Как же они переворот
затевали, если ничего не продумали и не подготовились? Ну, теперь победа
демократии обеспечена, такой прокол путчистам даром не пройдет.
Он немедленно позвонил домой и поделился с Любой своими
соображениями. Через несколько минут раздался телефонный звонок от тестя.
– Что происходит, Родислав? – строго спросил
он. – Что у вас слышно? Что говорят?
– Ну, вы по телевизору сами все видели, –
уклончиво ответил Родислав.
Никаких более подробных комментариев он давать не собирался,
хватит и того, что он осмелился жене позвонить со своими личными соображениями.
Ему было хорошо известно, что среди путчистов находится и министр внутренних
дел, и председатель КГБ, посему вероятность прослушивания всех служебных
телефонов весьма и весьма высока. Вопрос же о том, сколько у министра
сторонников в рядах работников МВД, оставался открытым, несмотря на то что
рядовые сотрудники почти поголовно были на стороне Ельцина и демократов.
