– Ларочка, у тебя, наверное, есть знакомые, которым все
это может пригодиться. От Коли осталось много вещей, почти все хорошие,
добротные, фирменные, мало ношенные, и потом, там еще диски, кассеты. Я не могу
этим заниматься. У меня руки опускаются.
– Я понимаю, тетя Люба, – ответила Лариса. –
Вы не волнуйтесь, я все организую. Вы только скажите, когда вас не будет дома,
и дайте мне ключи.
После смерти Геннадия ключи от квартиры Романовых Лариса
вернула за ненадобностью. Костику уже исполнилось пять лет, и Лариса приучилась
справляться самостоятельно и к помощи Любы прибегала все реже. Но Люба все
равно не оставляла молодую женщину и продолжала заботиться о ней, покупала
игрушки для малыша и дарила одежду, скорее по привычке, чем из чувства долга и
вины. Она так привыкла считать себя матерью двоих детей, что теперь, когда Коли
не стало, готова была признать Ларису своей старшей дочерью.
Разборка антресолей и старых чемоданов тоже далась Любе
нелегко, у нее рука не поднималась выбросить Лелину школьную форму, которую та
носила в четвертом классе, или Колин дневник за второе полугодие седьмого
класса, или сломанную оловянную фигурку альпиниста, которую Родик давно-давно,
еще до Лизы, привез из командировки в Приэльбрусье и подарил жене. Как с этим
расстаться? Как заставить себя поставить точку и признать, что ТА жизнь, в
которой муж ее любил, а дети были маленькими и чудесными, давно закончилась?
Будет новый дом, в нем будут новые вещи, из окна будет другой вид, и все это
будет означать другую жизнь. Новую. Которая вряд ли будет лучше старой. Но она
будет другой. С любимым, но не любящим мужем, со взрослой и ставшей совсем
чужой дочерью и без сына.
В начале сентября Романовы переехали в новую квартиру в доме
элитной застройки, где у Любы и Родислава, помимо общей спальни, было по
кабинету, а для Николая Дмитриевича и Тамары оборудована отдельная гостевая
комната. Разумеется, была и комната Лели, светлая и просторная, и большая
гостиная с мягкой мебелью и плоским, висящим на стене плазменным телеэкраном.
– Ну что, сестричка, мечты сбываются? – весело
спросила Любу Тамара. – Помнишь, как мы с тобой придумывали эту квартиру?
Ты небось сама в тот момент не верила, что так может случиться.
– Не верила, – призналась Люба. – Но все
равно получилось не так, как мы намечтали. Гостевая комната всего одна, а не
две, как мы с тобой тогда придумали.
– Но это правильно, – возразила Тамара. –
Если папа остается у вас потому, что ему нездоровится, то кто-то обязательно
должен спать с ним в одной комнате, нельзя же его на всю ночь оставлять одного.
А вдруг ему станет плохо?
– И санузлов всего два, а не три, – продолжала
поддразнивать сестру Люба. – Вернее, два с половиной.
В квартире было два санузла с ванными и один маленький, с
унитазом и раковиной, рядом с кухней. И все равно эта квартира была лучше той,
которую представляла себе Люба в самых смелых своих мечтах. Она была
двухэтажной. О таком Люба, выросшая в бараке, даже помыслить не могла.
В сентябре у Тамары был отпуск, Люба тоже оформила десять
дней в счет отпуска, и сестры с упоением принялись обустраивать новое семейное
гнездо: вешали шторы, покупали и расставляли посуду, размещали по
многочисленным шкафам одежду и обувь, да мало ли всего нужно сделать при
переезде на новую квартиру! Родислав приходил вечером с работы, Люба начинала
ему объяснять, где что лежит, но он только отмахивался:
– Любаша, я все равно ничего не запомню, я же
бестолковый, лучше я, когда нужно будет, у тебя спрошу, и ты мне скажешь.
Она пыталась о чем-то посоветоваться с ним, показывала, что
она придумала, но он только кивал, говорил: «Ты сделай, как тебе самой
нравится», и утыкался в телевизор или уходил в кабинет и усаживался за
компьютер. Леля тоже демонстрировала полное равнодушие, окидывала взглядом развешанные
в шкафу плечики с одеждой и расставленные на полках свои книги, вежливо
говорила «спасибо» и замолкала. В конце концов у Любы сложилось впечатление,
что эта новая квартира никому из ее домашних не нужна. Она им не интересна. Они
просто пошли у нее на поводу, чтобы дать ей возможность хоть чем-то занять себя
и отвлечься от мыслей о Николае.
«Ну и пусть, – твердила про себя Люба. – Пусть им
ничего не нужно. Но мне это помогло выжить».
Не было минуты, чтобы она не вспоминала о сыне, однако новые
заботы хотя и не вытеснили боль утраты, но сделали ее не такой острой.
11 сентября весь мир содрогнулся от ужаса, когда в Нью-Йорке
от террористической атаки рухнули башни Всемирного торгового центра, под
обломками которых погибли тысячи людей. Люба несколько часов просидела перед
телевизионным экраном, оцепенев от увиденного, слушала слова комментаторов о
том, что мир с сегодняшнего дня стал другим перед открытой угрозой исламского
терроризма, и думала: «Моя жизнь тоже стала другой. Пусть я потеряла не тысячи,
а всего лишь одного человека, но я уже никогда не смогу быть прежней». Вид
рушащихся зданий отзывался в ней картиной рухнувшей собственной жизни.
* * *
Даша Спичак собиралась с подружкой на дискотеку. Подружка
должна была зайти за ней в девять вечера, и Даша красилась в ванной,
нетерпеливо поглядывая на часы: она хотела успеть уйти до возвращения матери,
чтобы избежать нудных объяснений и нотаций. Лиза в прошлом году прошла курс
лечения, лежала в клинике неврозов, куда ее почти насильно устроил Родислав, и
после выписки стала совершенно невыносимой. Если раньше ей было абсолютно все
равно, как проводит время ее старшая дочь, и ее интересовали только мужчины и
выпивка, то теперь Лиза стала подавленной, все время плакала и доставала Дашу
нравоучениями и прочим, на взгляд девушки, скучным нытьем о том, что надо
приобретать профессию и думать о будущем.
– Сама-то ты много думала о будущем? – огрызалась
в ответ Даша. – Вон родила парочку неизвестно от кого, от проходимца
какого-то, который на тебе так и не женился, всю жизнь прогуляла и
пропьянствовала, а теперь хочешь быть святее Папы Римского. Заткнись лучше.
Подружки все не было, и Даша решила, чтобы не терять время,
одеться и занять позицию в прихожей, чтобы сразу убежать. Денис в своей крохотной
«запроходной» комнатке сидел за компьютером и, когда Даша заглянула к нему,
чтобы предупредить, что уходит, только кивнул, не отрываясь от экрана. Она
натянула высокие блестящие сапоги, удовлетворенно оглядела двадцать сантиметров
затянутых в колготки ног между сапогами и подолом юбки и подмигнула своему
отражению. Услышав шаги за дверью, не стала ждать звонка и щелкнула замком.
На пороге стояла мать, бледная, растрепанная, с темными
провалами вместо глаз, а рядом с ней незнакомый мужчина, который крепко держал
ее под руку.
– Что? – зло спросила Даша. – Опять? Все
лечение псу под хвост? Нажралась? Еще и дружка своего притащила! Совсем стыд
потеряла.
– Вы – дочь? – вежливо спросил мужчина, и Даша
почувствовала, что алкоголем от него не пахнет.
