– Есть где-то, я записывал.
– Найди, пожалуйста.
– Зачем?
– Как – зачем? Надо все ему рассказать. Он примет меры.
Нельзя же все пускать на самотек. Завтра Дашка получит на руки документы,
послезавтра начнет ремонт, и что мы будем делать? Доказывать в суде, что твоя
подпись подделана?
– А хотя бы и так! – Денис дерзко поднял голову и
сверкнул полными решимости глазами. – Чего нам бояться?
– Нечего, – согласилась Юля. – Поэтому я
считаю, что нужно поставить твоего отца в известность. У них на работе
наверняка есть знающие юристы, они нам подскажут, как поступить. И между
прочим, ты имеешь право на смену опекуна, поскольку ты нетрудоспособный
инвалид. Давай попросим бабушку, она оформит опеку, тогда Дашка уже не сможет
самовольничать и пугать тебя домом инвалидов.
– Поздняк метаться, – усмехнулся Денис. – У
Дашки уже все дело на мази. Ладно, ты права, надо ехать к папе и посоветоваться
с ним, он придумает, как нам быть. Только, может быть, сначала позвонить?
– Я позвоню, ты не волнуйся. Дай мне адрес и телефон, я
все сделаю.
Денис нашел на заваленном книгами и записями столе листок,
на котором Родислав когда-то записал сыну свой новый адрес, вписал туда по
памяти оба телефонных номера – домашний и мобильный, – и отпустил Юлю.
Через открытую дверь он видел, как девушка молча прошла между осматривающими
комнату гостями, не попрощавшись ни с кем, и через секунду хлопнула входная дверь.
* * *
Теперь у Родислава Романова дома был свой кабинет, но он
больше любил комнату Любы, которая, по сути, тоже являлась кабинетом, но была
такой уютной и милой, что язык не поворачивался называть ее этим строгим
официальным словом. В Любиной комнате тоже стоял компьютер и вдоль стен
высились полки с книгами, журналами и папками, но в то же время здесь царила
атмосфера чего-то мягкого, домашнего и теплого, напоминающего Любашины плюшки с
корицей и запах свежесваренного кофе. Родислав пользовался любой возможностью
работать именно в этой комнате.
Сегодня такая возможность ему представилась: Андрей
Бегорский затеял расширение производства за счет хлебопекарен, и Любе было
предложено проверить экономическую надежность предполагаемых партнеров –
поставщиков зерна, а Родиславу предстояло разработать стратегию переговоров с
ними. Романовы обложились документами и результатами всяческих организованных
Родиславом негласных проверок и погрузились в работу. Телефонный звонок
заставил их поднять головы. Люба бросила взгляд на часы.
– Наверное, Лелька. Ты ответишь?
Родислав нехотя поднялся с удобного вращающегося кресла с
высокой спинкой и подошел к лежащей на полке с книгами трубке.
– Родислав Евгеньевич, добрый вечер, это Юля.
Он не сразу понял, какая Юля: сын по собственной инициативе
звонил крайне редко, только в случае острой необходимости, а уж его подружка и
вовсе не звонила ни разу. Девушка говорила быстро, возбужденно, и Родислав не
разобрал, в чем суть, понял только одно: она стоит возле подъезда, и ей срочно
нужно с ним поговорить.
– С Денисом все в порядке? – встревоженно спросил
он.
– Пока да. Так вы выйдете?
– Почему ты не поднимешься к нам?
– Там ваша жена. Я не хочу.
Родислав не стал спорить, положил трубку и накинул легкую
куртку – вечер был прохладным. Люба вышла следом за ним в прихожую.
– Что случилось? Куда ты собрался?
– Это Денискина подружка звонила, у нее что-то срочное.
– Господи! Что там произошло? Неужели с Дашей беда? Или
с Денисом?
– Она говорит, что с Денисом все в порядке. Значит, с
Дашей.
– Или с Раисой, – добавила Люба. – Веди ее
сюда, что вы будете на улице разговаривать.
– Она стесняется.
Родислав спустился вниз и вышел на улицу. Юля стояла у
подъезда, съежившись от холода, и напоминала нахохлившегося воробышка. Говорила
она долго и сбивчиво, но он молча и не перебивая выслушал все, что она хотела
рассказать. Вот, значит, до чего дошло! Его дочь ударилась в сектантство и
собирается жить в общине, в какой-то глухой деревне, а свою квартиру подарить
братьям. Пусть не всю квартиру, только часть ее, но сути это не меняет. Надо
спасать дочь во что бы то ни стало. И дочь, и сына.
– Один из братьев угрожал Денису. Дениска, слава богу,
не услышал или не понял, а я все поняла. Они же могут его просто убить, –
взволнованно говорила девушка.
– Он что, прямо так и сказал? – не поверил
Родислав.
– Намекнул, но очень прозрачно.
– Пойдем к нам, обсудим все вместе с моей женой, –
предложил Родислав. – Она мудрая женщина, она даст дельный совет.
– Нет, – Юля отрицательно покачала головой, –
я к вам не пойду. Неизвестно, как ваша жена отреагирует на меня, все-таки
Дениска ваш внебрачный сын. А вдруг ей будет неприятно?
– Юлечка, моя жена давно в курсе всего, что происходит.
Она регулярно встречалась с твоей бабушкой, передавала ей деньги. Ты не бойся,
пойдем.
Они поднялись в квартиру, и уже через несколько минут Юля
искренне не могла понять, чего она так боялась и почему не хотела сюда идти.
Она полностью подпала под Любино обаяние и гостеприимство, отогрелась и
растаяла.
– Родислав Евгеньевич завтра же поедет и поговорит с
Дашей, – решительно сказала Люба. – Надо попробовать убедить ее и
оторвать от секты.
Заметив сомнение в глазах Юли, она спросила:
– Тебя что-то настораживает? Что-то пугает?
Юля вздохнула и принялась теребить салфетку, отводя взгляд.
– Говори, не стесняйся, – подбодрил ее
Родислав. – Здесь все свои.
– Я не знаю, может, вам неприятно это слышать, –
замялась девушка. – В общем, дело не только в этих братьях-сектантах.
– А в чем еще?
– Дашка ненавидит Дениса. Называет его уродом и калекой
и говорит, что он виноват во всех ее несчастьях. Даже если она уйдет из секты,
она все равно будет его ненавидеть. Не надо им жить вместе.
– Какой ужас! – тихо охнула Люба. – Неужели
можно так относиться к родному брату?
Юля молча пожала плечами.
– Я все-таки попробую с ней поговорить, – заявил
Родислав.
На другой день он после работы поехал на улицу Маршала
Бирюзова. Даша была дома. Отца она встретила враждебно и настороженно. Родислав
весь день думал над тем, какие слова сказать, каким тоном, какие аргументы
найти, но теперь все проваливалось как в воздушную яму. Даша не слышала его.
Она смотрела прямо перед собой со странным, каким-то отсутствующим выражением
на лице, и он понимал, что его дочь уже не здесь и никакие его уговоры на нее
не действуют.
