Люба внимательно разглядывала собравшихся за столом. Тамара
совсем не постарела, осталась такой же худенькой и миниатюрной, со стильной
стрижкой, только волосы стали совсем белыми – она перестала закрашивать седину,
считая, что так намного красивее. И одета она по-прежнему элегантно и
экстравагантно, сочетая в одежде несочетаемые, казалось бы, цвета. Ей на
будущий год исполнится шестьдесят. Боже мой! Тамаре – шестьдесят! Давно ли они
сидели в темной комнате на даче и шептались, и Тамара учила свою младшую сестру
идти своим путем и стараться сохранить себя. Давно ли… Да, давно. Столько всего
с тех пор произошло…
А папа совсем сдал. Ему уже восемьдесят семь, волосы совсем
редкие, лицо красноватое от сетки мелких сосудов, руки уже не так уверенно
держат приборы, и слух подводит, и голос стал надтреснутым. Но он еще молодец,
и рюмку поднимает вместе со всеми, и смеется над шутками, если, конечно, ему
удается их расслышать.
Лариса – кругленькая, с пышной молочной грудью, с
умиротворенным лицом. Столько ей, бедняжке, пришлось пережить! Кажется, совсем
еще недавно она была беспутной девахой, наивно и так по-детски пытавшейся
соблазнить Колю полоской голого живота, торчащего из-под короткой майки, и вот
она уже дважды мать. Дай бог ей счастья, она заслужила. И пусть ее избранник –
далеко не принц на белом коне, но он даст ей покой и уверенность, все то, чего
у нее никогда не было раньше.
После горячего решили сделать перерыв и переместиться в
гостиную, посмотреть по телевизору популярное ток-шоу. Люба принялась убирать
тарелки, Юля кинулась ей помогать. Николай Дмитриевич задержался за столом и
поманил дочь к себе.
– Чего-то у Лариски мужик больно неказистый, –
сказал он. – Неужто получше не нашла? Она ведь такая красавица.
Люба негромко рассмеялась. Отец всегда питал пристрастие к
женщинам с формами, а Тамару до сих пор искренне считал некрасивой.
– У него есть другие достоинства, – объяснила
она. – Он любит Ларису и хорошо ладит с Костиком.
– Когда ж они поженились? Ты мне ничего не говорила про
то, что она замуж вышла.
– А они пока не поженились.
– Что так? – отец приподнял по-прежнему густые
брови. – Он, что ли, не хочет?
– Нет, он-то как раз очень хочет, а Лариса тянет. Хочет
сначала похудеть, чтобы свадебное платье лучше сидело.
Отец подумал немного и покачал головой.
– И какая только дурь в бабских головах сидит – это уму
непостижимо. Что Колька? Есть от него новости?
– Звонил на днях. У него все хорошо, – привычно
солгала Люба. – Продлил контракт еще на три года.
– Чего ж его в отпуск-то не пускают? Приехал бы домой,
хоть повидались бы.
– Папуля, он в отпуск ездит в другие места, в Майами,
на Кубу, в Австралию. Чего ему здесь делать? Пусть хоть мир посмотрит.
Она сама себя не слышала, произносила слова автоматически,
борясь с дурнотой. Коли нет уже три года, а ей все еще больно. Больно
вспоминать о нем и еще больнее говорить о сыне как о живом. Она все на свете
отдала бы за то, чтобы то, что она сейчас говорила отцу, было правдой. Пусть
хоть на одну сотую, но правдой.
– Он там не женился еще? – продолжал допрос отец.
– Вроде нет. Пап, разве нынешнюю молодежь разберешь?
Живут вместе, называют себя мужем и женой, а на самом деле не расписаны и в
любой момент могут разбежаться. Я в это не лезу. Он взрослый мальчик, сам
разберется.
– И то верно, – согласился Головин. – Пойду
ток-шоу посмотрю, там сегодня должна быть интересная тема, флаг и герб Москвы
будут обсуждать, закон-то приняли недавно.
Люба с улыбкой посмотрела вслед отцу. Подумать только, ему
интересны такие темы, как флаг и герб Москвы! Нет, пожалуй, Николай Дмитриевич
не так стар, как ей показалось. Он еще многим фору даст.
* * *
Ветер отдохнул, немного окреп и слушал сериал, приподнявшись
метров на пять над землей.
– И так мне Лариса с Василием в этот раз понравились,
что я не утерпел и полетел их до дому проводить, – продолжал рассказывать
Ворон. – На людях-то я их посмотрел, а как они между собой, когда их никто
не слышит и не видит, не знаю. А мне интересно стало. Ну и, доложу я вам,
хорошая из них пара получается. Василий этот вокруг Лариски так и вьется,
заботой ее окружает, в глаза заглядывает. Я даже вспомнил Любочку и Родислава в
давние годы, как она над ним крыльями махала.
– А теперь-то что ж, не машет разве? – спросил
Камень.
– Теперь тоже машет, – отмахнулся Ворон. – Только
уже не так отчаянно. Не сбивай меня. Василий взял на себя функции главы семьи,
всем командует, все решает, бюджетом распоряжается, но он и зарабатывает больше
Лариски, то есть белая зарплата у него, конечно, меньше, потому как Бегорский в
своем холдинге всем такие оклады установил – закачаешься, но поскольку Василий
– механик от бога, руки у него золотые и работает он на совесть, то ему клиенты
из рук в руки приплачивают очень даже немало.
– Какая, ты говоришь, зарплата? – переспросил
Камень. – Белая? Это как?
– Ох, тяжело с тобой, – вздохнул с высоты Ветер и
постарался популярно объяснить товарищу про «белую» и «серую» зарплату и
«черный нал».
Ворон, недовольный тем, что его концертный номер был столь
бесцеремонно прерван, сделал вид, что у него обеденный перерыв, и принялся
выискивать питание на стволах деревьев, окружающих Камня. Объяснения Ветра
показались ему сумбурными и невнятными, он был уверен, что Камень все равно
ничего не поймет и обратится за помощью к нему, Ворону, и был неприятно удивлен
тем, что Камень во всем довольно быстро разобрался.
– Теперь все ясно, – произнес он. – Ворон,
рассказывай дальше.
Ворон окончательно расстроился и решил свредничать.
– А я уже все рассказал, – гордо заявил он. –
Они приехали домой, Лариска занялась малышкой, а Василий с Костиком сели
комиксы про Бэтмена читать.
Он нарочно упомянул известного среди людей сказочного
киногероя в надежде на то, что Камень спросит, кто это такой, и можно будет
взять реванш над выскочкой Ветром, но Камень отчего-то не спросил, и настроение
у Ворона испортилось безнадежно и надолго. Соперничества он не терпел ни в
каком виде.
– Ну, что ты замолчал-то? – подал голос
Ветер. – Мы с Камешком слушать приготовились, а ты молчишь, как рыба.
Ворон решил быть лаконичным и сухим. Пусть знают, что у него
тоже есть эмоции, настроение и, в конце концов, собственная гордость.
– Я рассказал все, что видел, – ровным голосом
сообщил он.
– А Леля ушла из дома? – спросил Ветер.
– Ушла.
– А как Денис с Юлей?
– Нормально.
– А у Тамары как дела?
– Хорошо.
