– «Так это же фирма Батуриной!?» – удивился Юрий, на что все молча, вопросительно взглянули на вытаращенные от крайнего удивления глаза, отвисшую от досады нижнюю губу и открывшийся от страха рот Ксении Александровны.
Получилось так, что Ксения вовремя этого не поняла и не прочувствовала.
– «А может быть это и к лучшему? Зато я не стал холопом у олигархов из «Интеко»!» – тут же пришёл Платон на выручку жене, было растерявшейся и расстроившейся, на время даже потерявшей своё лицо.
Зато своё лицо прекрасно сохраняли строители. На работе у Платона всё ещё продолжался затянувшийся ремонт.
Он продолжал сидеть на месте Гудина, невольно вынуждая того чаще отсутствовать, в том числе вместе с Алексеем. Поэтому теперь уже и самому Платону пришлось некоторое время сидеть с глазу на глаз в одной комнате с Надеждой Сергеевной, и он наяву ощутил стоны Гудина, давно уставшего от постоянного тарахтения начальницы.
Надежда, если только она не рассказывала о достижениях своей семьи, часто разговаривала сама с собой, утомляя коллег, со временем привыкших просто её не слушать. Зато Платону теперь невольно слышались некоторые, особенно громкие, разговоры рабочих, иногда сдобренные матом, иногда народным юмором:
– «Девки, я Вас просила мне ножик бросить!».
– «А мы бросили пять минут назад!».
– «А-а!.. А что это Валька на полу лежит?!».
Рабочие работали профессионально, качественно и не спеша, что объяснялось повременной оплатой их труда.
Обедали они долго, завершая дневной перерыв игрой в домино и карты. А в конце работы они выходили радостные, кто в чём: кто в шубах, кто в дублёнках. Сразу видно: идёт рабочий класс!
На следующий день состоялась сдача части сделанной работы заказчику, вернее эксплуататору.
В офис вошли двое: помятый в элегантном костюме и пузатенький в чистой робе. Первый – видимо пьющий начальник; второй, судя по размеру живота – бригадир.
Первый начал осматривать отремонтированное помещение, а второй что-то лепетать ему на смеси русского и украинского.
– «Ну, ты, Окраина, хватит мне тут воду в ступе толочь! Я и сам всё вижу!» – грубо оборвал недовольный первый оправдывавшегося второго.
А Надежда, напротив, восторгалась сделанным в её офисе ремонтом:
– «После ремонта места стало так много! Почти по одному квадратному метру на рыло!» — поделилась она радостью с Ноной.
А та, удивившись её выводу, посадила пустобрёшку в её же квадрат:
– «Так ты вырой себе один квадратный метр, и посмотри, много это, или мало!».
Первые в году дни рождения Надежды и Платона прошли обыкновенно.
Непосредственно на день рождения Платона к нему домой в гости заезжали Анастасия с Антоном – приёмным сыном их двоюродного брата Сергея Комарова из Выксы.
Ещё на Новый год Настасья Петровна пыталась навязать Антона Иннокентию, или вообще семье брата, а самой отдохнуть от поднадоевшего родственника-квартиранта.
Ей естественно было отказано со ссылкой на то, что этого Антона семья Платона видела всего один раз на похоронах Алевтины Сергеевны, и он до сих пор не поддерживал никаких отношений ни с одним из членов семьи Платона, хотя и имел в то время много общего с Даниилом.
И вот теперь Настя решила исправить свою предновогоднюю ошибку и подложить соломки на будущее. Пользуясь удобным и, главное, безотказным поводом, она буквально навязалась в гости к Платону.
На пару с тётей подарив двоюродному дяде большой альбом для фотографий, Антон решил ещё и всех удивить своими кулинарными способностями. Но сделанный им салат Оливье с ананасами у давно избалованных деликатесами москвичей не потянул даже на тройку.
Дабы не мучить всех пустыми, дежурными разговорами, хозяин дома сразу повёл беседу об Антоне, его делах и проблемах, глубоко вникая в них и давая неформальные, дельные советы.
Поначалу удивившийся такому вниманию, Антон с удовольствием принял самое активное участие в обсуждении своих давно наболевших вопросов, связанных с работой, жильём, пропиской и женитьбой.
По всему было видно, что из парня уже вырос современный рвач-хапуга, для которого меркантильные вопросы – главные. Он цинично обсуждал вопросы взаимоотношений разводящихся родителей, а также свои альфонсовские отношения с выгодными женщинами.
Глядя в его беспристрастно-тёмно-карие глаза, Платон даже подумал, что тот знает истину о своём происхождении.
Это косвенно подтвердилось его недовольной гримасой на предложение гостеприимного хозяина вести далее тому самому свою ветвь родословной Комаровых.
И это теперь выглядело лицемерно. Ведь ещё за столом Антон сам провозгласил тост за то, чтобы теперь чаще встречаться. На что виновник торжества сразу же скептически подумал: вряд ли!
После беседы снова подсели к столу за сладкое. Пошли шутки да анекдоты. Платон, как старший, задал тон, но, якобы нечаянно, скатился на фривольности, как всегда «проверяя нового гостя на вшивость». Антон неожиданно подхватил тему, но, не выдержав теста, попался в ловушку.
Постепенно затянувшееся праздничное застолье пришло к своему неумолимому завершению. Настя заторопилась домой.
– «Ой! Скоро автобусы и троллейбусы перестанут ходить!» – взволновалась она.
На что у расслабившегося и потерявшего бдительность Антона нашлась просто убийственная реплика, как пружина, вытолкнувшая наружу торчащие ушки:
«Тогда пойдём пешком. Хоть долго, зато пропердимся!».
Все остальные молча переглянулись.
Да! Деревня, есть деревня! – грустно и молча заключил его дядя.
На том и распрощались. И, как и предполагал Платон, Антон опять исчез. Для него, за исключением его приютившей тёти Насти, остальные московские, якобы, родственники были теперь, в общем-то, без пользы. Он даже не звонил Платону по поводу его других известных всем праздников.
Да и единственная дочь Платона Екатерина по телефону поздравила отца с днём рождения только после SMS-напоминания тёти Насти.
А в выходные дни приезжали отметить папин день рождения и Даниил с Александрой.
Провозглашая свой тост за свёкра, и желая ему здоровья, в пожелании творческих успехов, Саша на этот раз как-то уж очень не лестно намекнула всем на творчество Платона, лишь как на творчество для самого себя. И этим поначалу обидела его.
Но мудрый Платон отнёс эти слова, прежде всего к недостаткам её культуры и воспитания, а также к некоторой авторской зависти, как невольной конкурентки-неудачницы. Огорчаясь иногда этим обидным моментом, Платон вспоминал и весьма странное поведение невестки на даче.
В миниатюрной и изящно попке Александры всё ещё иногда играло детство.
