Слово за слово, добрались и до Америки.
– «Вот почему американцы так себя ведут в мире?» – задал, было, риторический вопрос старший по возрасту.
– «Так они, по сути дела, комплексуют! Потому, что у них, как у нации, очень короткие исторические корни, всего двести с небольшим лет! Да и генетика у них плохая. Ведь американская нация образовалась из всякого сброда, бежавшего в Америку, в основном уголовного. Поэтому им нечем гордится! У них нет генетического запаса. Вот они и комплексуют, пытаясь доказать всем, что они высшая раса. Прям, как ты!» – объяснил Платон.
Невнимательно слушавший Гудин уловил только последнюю фразу, сразу возгордившись сравнением его с американцами.
– «Хотя они, по сути, – самая низшая нация на Земле, полученная из сброда уголовников и неудачников, а также людей потерявших или не нашедших себя!» – закончил бывший лектор-международник.
Немного отдохнув в пустом трёпе, коллеги разбрелись по своим делам: Платон – клеить, Гудин – курить и сидеть на телефоне, а точнее, пока играть в шарики на компьютере. Этой игрой Иван Гаврилович по-прежнему регулярно тренировал свой единственный глаз.
Через некоторое время к ним в офис пришла давнишняя покупательница, спросившая почему-то Инну Иосифовну.
– «Видно давно Вы у нас не были? Инна Иосифовна здесь уже не работает!» – просветил её Иван Гаврилович.
– «А я смотрю, на её месте Вы сидите, подумала, что Вы её заместитель!» – неосторожно ляпнула та.
– «Да на этом месте мог оказаться кто угодно! Даже он мог сесть!» – показал, возмутившийся принижением своего достоинства, Гудин рукой на Платона, пытаясь принизить этим его.
А речь шла о бывшем месте Инны Иосифовны, теперь занимаемым Гудиным. И пришедшая давняя покупательница, поинтересовавшаяся отсутствием Инки, и объяснившая Гудину, что та первая работала здесь, выказала интерес этим фактом.
Гаврилыч же чуть ли не с пеной у рта ревностно доказывал той, что он первый здесь работал, раньше Инки.
К концу рабочего дня Иван Гаврилович объявил Платону, что он уйдёт раньше, в связи с приездом зятя из Торонто.
– «Да оттуда у тебя зять, если дочери нет?!» – естественно удивился Платон.
– «У меня не только есть дочь Марина, но ещё и внучка!» – гордо заявил, зарвавшийся в своих играх и умозаключениях, Альфонс Гудин.
– «А-а! Так у тебя есть субмарина!» – чуть ли не вскрикнул Платон.
– «Да субмарина – это дочка Марины!» – объяснил он опешившему Ивану.
– «Ну, ты даёшь! Ладно! Пойду субпродукта возьму, как подарок для гостей!» – быстро сориентировался бывалый субворишка.
– «Курочка по зёрнышку клюёт!» – выдал он свою любимую сентенцию.
Да! Гаврилыч делает свой куриный бизнес! Подклёвывает, что плохо лежит, подворовывает! А ведь бизнес любой ценой – это уже не бизнес, а подлость. Я бы даже назвал «Бизлость». То есть подлый бизнес – это и есть бизлость! – про себя мыслил честный философ.
Вскоре, после ухода Гудина, в офис возвратилась Надежда Сергеевна. Платон доложил обстановку, не забыв заложить и ублюдка.
Коллеги тут же принялись перемывать косточки «Альфонсу Гансовичу», вспоминая зёрнышки курочки Гудина.
А это были и, якобы, «Автолайн»; и бесплатные крохи еды на работе; и плата за перегрузку на Минскую машину. Также его заработки пальцем проктолога. Правда со временем палец Ивана Гавриловича несколько согнулся и стал крючковатым, из-за чего его пациенты стали ощущать дискомфорт и отказываться от его назойливых услуг. А также прочее многочисленное и повсеместное воровство, о чём коллеги не хотели даже вспоминать.
Наступил вечер. Иван Гаврилович пораньше вернулся домой. Продав соседкам по дому утянутые из офиса биодобавки, он облегчённо вздохнул.
Ну, вот, опять сделал свой маленький бизнес! День был прожит не зря! Удалось кое-что наварить из денег, да и домой пораньше сорваться, опять обманув дураков, якобы приездом гостей из Канады. Да и по работе я не запарился! Опять же дармовая еда в обед! Да и за опоздание не так попало, как бывало ранее! – сам с собой молча рассуждал он.
В общем, жизнь Ивану Гавриловичу Гудину сегодня показалась не такой уж и плохой. Настроение у старика было отличным.
По вечерам Иван Гаврилович засиживался у телевизора за домашними сериалами. Вскоре пришла и уставшая Галина. Иван встретил её бодрым видом и ухаживаниями.
– «Вань! А когда же ты работаешь?» – удивилась она.
– «Так я приехал, проверил, как идёт работа. Мне доложили. Я дал указания и спокойно уехал! Вот и всё!» – как всегда набивал он себе цену перед самодостаточной женщиной.
Такой разговор и отношение к ней, настроили женщину на лирический лад. И она поинтересовалась у мужа:
– «Ванюша! А что-то ты давно мне стихов не писал?!».
И Гудин вновь начал кидать понты перед своей Галиной, подогревая её интерес к себе, как к незаурядной, талантливой личности:
– «А я ещё не написал тебе новое стихотворение, так как был очень занят по работе!».
– «А как там поживает Ваш писатель? Платон, кажется?!» – спросила она, намекая Ивану на, может быть и не его, авторство прошлых стихов.
– «А проза нашего писателя пока не очень! Я читал то, что он мне давал. Слабовато пока! Поэтому я дал ему указание кое-что исправить и переработать! Но ему сейчас тоже некогда по работе!» – выдал он очередную дезинформацию, про себя ругая Платона за отсутствие с его стороны желания показывать ему свои новые прозаические наброски.
Предварительно пообщавшись, квази супруги перешли к ужину. А потом уже за вечерним чаем обменялись информацией о текущих событиях, а затем в постели – о собственных ощущениях прожитого дня.
Лаская женскую грудь, Иван вдруг вскочил сам.
– «Вспомнил! У меня же давно лежит для тебя специально ранее написанное эротическое стихотворение!».
Он действительно вдруг вспомнил, что давно несанкционированно отксерил так понравившееся ему весьма сексуальное стихотворение, подаренное Платоном Ноне, виновницей написания которого она же и была, рассказав всем коллегам о своей незабываемой поездке в Египет.
Порывшись в дипломате, он извлёк, вложенный в файл листок бумаги и, подойдя к постели, начал с, якобы, авторским выражением читать Гале:
«Сон на пляже»
Я закапывал груди в горячий песок.
И водою солёной поливал лишь сосок.
А язык мой поспешный ощущал соль его.
И меня возбужденье пробирало всего.
Солью горло лечил я.
В рот его весь вбирал.
Ты от ласк задрожала вся.
Это я ощущал.
И просунул я руку меж тугих ягодиц.
Краем глаза я видел лишь дрожанье ресниц.
И гусиною кожей покрылось бедро.
Под моими руками напряглось и оно.
Ноги ты вдруг раздвинула,
Как спасательный круг.
И меня тем заставила:
«Подержись за них, друг!».
Осмелевшей рукою я проник в глубину.
Сразу ты вдруг откинулась: «Больше я не могу!».
И как коршун набросился я на тело твоё.
Слил я с ним воедино сокровенье своё.
Прочитав стихотворение, Иван быстро убрал листок, так как в его верхней части чётко виднелись фамилия, имя и отчество автора, на что он ранее не обратил внимание. Фокус поначалу удался, Галя не заметила.
