А где-то в Опера Гарнье тем временем гасли огни огромной люстры, которую некогда уронил на головы беспечных парижан Призрак оперы, пахло духами и старыми деньгами, а не хлоркой и подгоревшей фасолью.
Выходные мои прошли безрадостно. Никто меня не трогал, но и развлечься было нечем, потому что вновь прибывшие не говорили ни на каком языке, кроме французского, и общения не получалось.
В субботу и воскресенье Глеб исправно навещал меня, приносил еду, но сделать попытку выкупить меня под залог или еще как-нибудь – хрен их знает, как тут у них полагается, – даже и не думал.
– Все будет хорошо, – говорил он мне, – наш чек подлинный?
– Подлинный, – всхлипывала я.
– Значит, в понедельник отпустят.
– Но может быть, можно сегодня?
– Сегодня нельзя, – рассердился Гостев и ушел.
* * *
В понедельник Глеб пришел за мной ровно к девяти утра вместе с таким же высоким и почти таким же красивым мужчиной, моим адвокатом. Меня привели в кабинет следователя, который в присутствии Глеба, моего адвоката и своего помощника позвонил в банк, где ему разъяснили, что чек абсолютно платежеспособный и не может вызывать никаких вопросов как средство оплаты.
Полицейский покраснел, но не потерял лица, адвокат остался разговаривать с ним, а Глеб повез меня в отель, где я приняла душ. Ну, сейчас будет тот самый беспредельный секс, о котором я столько слышала, подумала я. Но опять обломалась. Вместо этого он преподнес мне подарки. Как всегда, шмотки. Он повернут на красивой одежде, и ничто другое его не интересует.
На одной стороне кровати лежал черный костюмчик Issey Miyake, очень красивый, прелестный.
На другой стороне – блузка с лобстером, которую я подарила тебе.
Он предложил мне надеть что-нибудь из того, что он подарил, и поехать завтракать в самый модный на тот момент парижский ресторан.
Я надела Miyake, мы поехали в ресторан, поели. Когда мы вернулись в отель, он объяснил мне суть мероприятия с браслетом. Адвокат, которого он пригласил участвовать в моем деле, – международный специалист по делам о моральном ущербе. Поскольку дело мое сравнительно небольшое и недорогое, он поручил его своему младшему партнеру, тому красивому парню, который приходил в полицию. Он, хоть и англичанин, местные законы знает так же хорошо, как и свои, и имеет соответствующую лицензию.
– Он обещал четыреста тысяч евро морального ущерба с выплатой сразу после суда.
Челюсть моя ударилась о носки туфель.
– Столько магазинам и полиции будут стоить три ночи, которые вы, Кораблева, провели за решеткой. Все дело займет месяц – полтора. Отель оплачен до конца месяца. Вот ваш чек, обналичьте его или получите пластиковую карточку. Если не хватит, займете у адвоката. Его доля десять процентов, переведете мне мои сто пять тысяч долларов, ну а остальное – на ваше усмотрение. Если нужен будет совет по использованию денег – всегда готов его дать.
Он забрал свои чемоданы и уехал в неизвестном направлении.
С адвокатом мы встречались много раз, очень милый, умный, классный парень Джерри. Но я никак не могла расстаться с мыслью о Гостеве и забыла о нем только после того, как проведать Джерри Шеридана в Париж приехал Джеймс Шеридан, его брат-близнец. Все произошло очень быстро. Мы поженились через шесть месяцев. Еще через шесть он получил направление в Петербург. Вот такая история, такая, блин, вечная молодость.
– Ну и теперь у тебя вспыхнуло с новой силой?
– Нет. Я мужа люблю. Просто никак не могу понять, где я прокололась, в какой момент приняла неправильное решение. Я должна была его дожать. Если не в жизнь свою, то уж, по крайней мере, в постель он должен был меня впустить. Самолюбие мое, что называется, уязвлено. И как у него это изящно получилось! С одной стороны, вроде унизил, наказал за что-то, с другой – деньгами закидал. Очень хотелось бы если не реванш взять, то хотя бы разобраться, что к чему.
– Ну и какой у тебя план?
– Действовать через тебя.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, ты будешь его раскручивать и рассказывать мне, что и как, а там, может, видно будет, что у него на уме, что он за баклан такой лапчатый.
– В твоем плане есть слабое звено.
– Какое?
– А если я на него западу или уже запала?
– Ой, только не ври мне, ты однолюбка и будешь носиться со своим вшивым Петровым до самой пенсии. Вон как насчет Таиланда-то раздухарилась.
– Я думала, что ты и внимания не обратила. Но раз ты так, то и я тебе скажу, подруга, без обиняков. Знаю я, где ты прокололась и почему он от тебя уехал.
Кораблева недоверчиво ухмыльнулась, но я почувствовала, что она слушает затаив дыхание.
– Лобстер и Miyake – это был тест. Простенький такой. Ты же сама говоришь, что шмотки для него – это всё. Проверял он, подходишь ты ему или нет. Он, конечно, после твоего приключения в тюрьме мог бы предложить тебе руку и сердце, но ты сделала неправильный выбор. И он просто откупился от тебя, да еще иностранца смазливого подсунул.
– Вот теперь я верю, что ты запала. Только все это – фигня, откуда тебе знать, ты ведь видела его всего два раза.
– Не два.
И я подробно рассказала ей с самого начала все подробности нашего общения с Глебом Гостевым.
– Янушкевич, ты представляешь, что будет, если он узнает, чем ты себе на жизнь зарабатываешь? Ведь он думает, что ты бог знает кто.
– Самое худшее, что он может сделать, это поступить со мной так, как уже поступил с тобой. Исчезнуть из моей жизни. Но мне не будет так больно и обидно, как было тебе. Да, я в каком-то смысле запала, но для меня вся эта история не более чем кино. Я научилась жить в двух измерениях, одно – это фильмы, которые я смотрю, опера, Эрмитаж, мебель моя, всякие фантазии. А другое – моя реальная жизнь, которая не очень мне нравится, но в которой я пытаюсь находить приятное. Твоя реальность – нью-йоркская биржа, парижские отели, английские адвокаты. Моя – ведра и унитазы. Дальше фронта не пошлют.
– Но даже ведра и унитазы ты сумела сделать какими-то особенными. Все у тебя с вывертом и с шиком. Мыть простой тряпкой – ниже твоего достоинства.
– А я свое достоинство не на помойке нашла. И если бы ты, белоручка, только могла представить, как тяжко я вкалываю, как болят по ночам руки и поясница, как от перчаток трескается на пальцах кожа. Что мне подходят перчатки только одной фирмы, потому что на обычный тальк у меня аллергия. Или сколько крема уходит у меня в месяц, чтобы хоть как-то поддерживать руки в порядке. Ты бы не попрекала меня моими американскими швабрами, которые хоть немного позволяют снизить нагрузку.
– Ну не злись.
– А не знаешь, кто «Турандот» тогда пел, он тебе не рассказывал?
– Неа.
