– А вы как думаете? За свои жалкие гвоздики он хотел именно в постель. Неужели вы не сообразили, королева?
– Вы могли бы сыграть Воланда.
– Бросьте, я не настолько демоничен и, надеюсь, не так стар. У вас слишком пылкое воображение.
Я усадила Глеба за стол.
– Употребляете ли вы такую плебейскую пищу, как щи, ваше адское величество?
– С удовольствием.
Он ел действительно с большим удовольствием. А я с неменьшим удовольствием на него смотрела.
И тут меня опять понесло.
– Помните, когда я упала в обморок в Quazi, а вы надо мной наклонились? Мне показалось, что вы Дракула и хотите меня укусить. Мне очень хотелось, чтобы вы это сделали.
– Я определенно кажусь вам слишком мрачным. На самом деле я веселый человек. Стараюсь не слишком коптить небо, не зарываться, не пакостить по мелочам. – Он вытер губы салфеткой. – Я, собственно, принес вам…
– Платье.
Глеб растерянно посмотрел на меня.
– Как вы догадались?
– Ну, очевидно, вы не хотите, чтобы я слишком занашивала платье Одри, или с ним у вас теперь связаны неприятные воспоминания. А с другой стороны, боитесь, что я надену что-нибудь неподобающее, типа того злосчастного костюма. И сливки общества, которых завтра в Мариинке, судя по всему, соберется немало, подумают, что вы пришли с плохо одетой дамой. Поэтому вы решили заранее подстраховаться.
– Вы еще и умны.
– А вы не знали?
– Знал. Но не подозревал, что настолько.
– Тащите ваше платье. А знаете, почему в первый раз вы оставили платье в машине?
– Ну и почему же? – Глеб недоверчиво усмехнулся.
– Вы хотели посмотреть, какой у меня унитаз. Чист ли он, стоит ли заводить со мной знакомство.
Глеб покраснел и засмеялся.
– Вынужден признать, что вы видите меня насквозь.
– Вам это неприятно?
– Еще не понял.
– Не скрою. Я хочу, чтобы вы стали для меня еще прозрачнее.
* * *
Глеб отвернулся и быстро пошел в прихожую за платьем.
Это было не платье, а восточный кафтан и шаровары из шелка.
Они показались мне смутно знакомыми.
– Только не говорите, что они принадлежали принцессе Диане.
– Откуда вы знаете? Вы узнали этот костюм?
– По-моему, в таком же она ездила с официальным визитом в Пакистан.
– Не в таком же, а в нем. Ну вот, сюрприза не вышло.
Глеб огорчился.
– Не будьте ребенком, я с радостью надену этот костюм завтра, но потом верну, вместе с платьем Одри. Может, сдать в химчистку, или испортят?
– Если хотите сдать в химчистку, я скажу, в какую можно. Только умоляю, не надо ничего возвращать. Вы понятия не имеете, как приятно мне видеть вас одетой в эти вещи.
– Спасибо.
Я обняла Глеба за шею и, не стесняясь, расцеловала его трижды в обе щеки.
Он замер. Потом приблизил свои губы к моим и, едва касаясь, поцеловал. Теперь я старалась не дышать, но продолжения не последовало.
– Прощальный поцелуй. Холодный. Мирный.
Мне хотелось смеяться и плакать.
– До завтра, – сказал Глеб.
И ушел. Что характерно, мне уже не было так больно, как раньше. Прививка действовала.
Я выглянула в окно. Машина Глеба еще стояла.
Телефон подал сигнал о том, что пришло sms.
Это было сообщение от Глеба.
«Если вы думаете, что я импотент, то это не так».
«Мне должно от этого стать легче?» – ответила я вопросом.
«Все расскажу завтра, не занимайте вечер после театра».
«ОК».
Жаль, Кораблева опять на меня надулась, а я ее так и не спросила, какую такую информацию она собрала про Глеба. Пожалуй, мне и не нужна никакая информация. Сегодня между нами произошло что-то настоящее. Что-то похожее на начало отношений.
Теперь главное – найти какую-нибудь работу, чтобы формально называться хотя бы журналисткой. Надо позвонить Сологуб. Я набрала ее номер.
– Чем порадуешь?
– Честно говоря, радовать нечем. Помочь тебе с этим материалом не могу. Написано неплохо, но тематика совершенно не подходит моему журналу, и тем, с кем я дружу, тоже. Благовещенский мне звонил, просил тебе помочь. Но как-то неубедительно. Ничего осязаемого пообещать не смог.
– А как твои дела с Остином?
– Можно подумать, что ты не в курсе.
– Не в курсе. – Я скрестила пальцы.
– Он мне не звонит, на мои звонки не отвечает. Да и я уже нашла себе другой вариант. Так что здесь у меня нет никаких интересов.
– Ну ясно, извини за беспокойство.
– Если надумаешь написать что-нибудь на другую тему, милости просим. Владеющих русским языком повсеместно становится все меньше, так что для тебя моя дверь открыта. Тему лучше согласовать заранее. Ну ты теперь и сама это понимаешь.
– Отлично. Непременно воспользуюсь твоим приглашением. Будь здорова.
– И тебе не хворать.
Теперь очередь Благовещенского.
– Извини, что не перезвонил тебе. Ленка в роддоме на сохранении лежит, так что свободной минуты нет. Честно говоря, я не думал, что тебе так срочно. Судя по твоему виду, у тебя все хорошо. Да ты и сама в консульстве, помнишь, говорила, что скопила капитал. Куда тебе спешить, отдыхай, наслаждайся свободной жизнью. Если у меня что-нибудь появится, дам тебе знать. Но скоро не обещаю. Малыш на подходе, да и вообще с вакансиями тяжело. Ты не сердишься?
– Нет.
– Ну и славно. Пока тогда?
– Пока.
Я на чем свет ругала себя за то, что послушалась Кораблеву и плела о себе дурацкие сказки. Все мои новые старые знакомые уверены в том, что у меня все в порядке и что я хочу работать ради того, чтобы выгуливать новые деловые костюмы. Нельзя никого слушать. Надо жить своим умом! Ну и дура же я!
Аня Янушкевич делится опытом:
Глинтвейн готовят следующим образом. В двухлитровую кастрюлю заливают две бутылки красного полусладкого вина, лучше грузинского, добавляют 4 столовые ложки сахарного песка и пол-литра воды. Смесь медленно доводят почти до кипения. В горячий напиток добавляют пряности. Или апельсиновую цедру.
Глава 16
Вторник
Лишь только я вошла в квартиру Минихов, как стало ясно, что и в этом доме покоя больше нет.
