— А нам обязательно продолжать этот разговор здесь? — спросила она, чувствуя предательскую пустоту в желудке. — Это не может подождать?
Саймон решительно покачал головой, в его серых глазах мелькнула решимость.
— Нет, Кики. Это не может ждать. Я и так слишком долго ждал.
— Ты завел себе подружку? — выпалила Кики, мысленно спрашивая себя, почему ей совершенно невыносимо думать об этом. — И ты хочешь познакомить меня с ней.
— Я нашел невесту. — На виске у Саймона забилась жилка. — И мне не нужно знакомить тебя с ней. Вы уже знакомы.
Кики беспомощно захлопала глазами, силясь понять, кого он имеет в виду — подругу ее матери или одну из своих пациенток. Среди них было полно дам среднего возраста, разведенных и вдовушек, но Кики не могла припомнить ни одну из них.
— Я не знаю никого старше двадцати пяти лет, потому вряд ли мы с ней знакомы.
Саймон так сильно стиснул руки, что костяшки пальцев побелели.
— Она не старше двадцати пяти.
Кики изумленно уставилась на отца.
— Я что-то не расслышала. — Казалось, ее голос доносится откуда-то издали.
— Ей еще нет двадцати пяти. — Саймон робко улыбнулся, сделал глубокий вздох и проговорил: — Это Примми.
Кики продолжала недоуменно смотреть на него. Она так ничего и не поняла.
— Примми? Женщина, с которой ты помолвлен, работает с Примми?
Саймон покачал головой.
— Нет, Кики, — мягко возразил он. — Это Примми. Я люблю ее. Это на ней я собираюсь жениться.
Кики открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Задыхаясь, судорожно хватая ртом воздух, она неуклюже отодвинулась от отца.
— О Господи! — прохрипела она, пытаясь подняться. — Боже мой!
Улыбка Саймона растаяла.
— Кики, пожалуйста, не надо так переживать! — Он резко встал из-за стола, болезненно сознавая, что все в ресторане смотрят теперь в их сторону. — Я понимаю, ты потрясена, но для меня это решение — давно обдуманный шаг. У нас с Примми все очень серьезно.
— Как давно это началось? — Кики трясло как в лихорадке. Ее отчаянно смелый макияж казался теперь не ослепительно эффектным, а неестественно ярким на мертвенно-бледном лице. — Как давно вы с ней… вы с ней…
Кики не смогла закончить фразу. В ее воображении возникло слишком много путающих образов. Примми и Саймон в постели, занимаются любовью. Отец и Примми в постели. Когда же это началось? Когда они все четверо переехали в квартиру Артемис? А может, еще раньше? Когда они учились в школе и Примми проводила в Петтс-Вуде большую часть недели? Еще до того, как мать ушла из дому?
— Ты не можешь! Я не позволю тебе! — Кики казалось, что она падает в бездонную яму. — Я никогда — слышишь, никогда — не стану больше говорить с тобой, ты не увидишь меня до конца своих дней, если женишься… женишься на… — К своему ужасу, Кики поняла, что не в силах произнести имя Примми. — Это непристойно! — Кики громко рыдала, не обращая внимания на растерянных официантов, в нерешительности топтавшихся на месте. — Это отвратительно, вульгарно. И пресса тоже сочтет это неприличным. Ты только представь себе: «Отец рок-звезды, семейный врач, женится на лучшей подруге своей дочери». Как тебе такой заголовок? А если им удастся пронюхать, что Примми жила с нами с одиннадцати лет…
Взгляд ее, полный ужаса, остановился на лице Саймона, и Кики внезапно поняла, что у нее еще есть надежда. В глазах отца она прочла тот же безумный страх. Кики прерывисто вздохнула.
— Неужели ты не понимаешь, что из этого состряпают журналисты? Пойдут безобразные сплетни. Возможно, вмешается Генеральный медицинский совет. Тебя могут лишить права заниматься медицинской практикой.
Саймон замер, словно его сразили наповал. Лицо его помертвело, стало пепельно-серым. Он подхватил Кики под руку и потащил к выходу из ресторана.
На улице Кики бросилась к нему на шею. Ее заплаканное лицо с черными, как у клоуна, потеками туши на щеках казалось по-детски беззащитным.
— Разве ты не понимаешь, как это ужасно? — гневно вскричала она. — Примми станет моей мачехой! Обещай мне, что ты этого не сделаешь. Обещай мне.
— Мне нужно время, чтобы все обдумать, Кики. — Еще недавно Саймон переступил порог «Мистера Чау» привлекательным сорокатрехлетним мужчиной, теперь же ему можно было дать все шестьдесят. — Примми подарила мне так много счастья…
— Да ты годишься ей в отцы! — Саймон вздрогнул как от удара, но Кики было все равно. — Ты ведешь себя непорядочно по отношению к ней. — Слезы все текли и текли у нее по щекам. — Когда мама сбежала с этой своей Рис, было ужасно. Но это… это убьет меня, уничтожит!
Саймон ни разу не видел Кики плачущей, даже когда она была ребенком. Он просто не мог этого вынести. Саймон крепко обнял дочь, словно она по-прежнему была маленькой девочкой, и все сомнения и страхи, терзавшие его долгие месяцы, снова ожили.
— Может, ты и права, — тихо произнес он, думая о том, что и прежде не давало ему покоя. О том, что теперь Кики постоянно окружена толпой журналистов, следящих за каждым ее шагом. О том, как соседи и пациенты воспримут известие о его женитьбе на девочке, которую все вокруг считали членом его семьи. О том, что, если он порвет отношения с Примми, она сможет полюбить своего ровесника и быть с ним счастлива. И о том, как хотелось бы ему избавить Кики от этой невыносимой боли.
Саймон закрыл глаза, стараясь не думать о предстоящем одиночестве, долгом и отчаянном, и о лице Примми, когда он скажет ей о своем решении.
— Ты ведь не женишься на ней, правда, папочка? Обещай мне. Обещай мне!
Это давно забытое детское словечко «папочка» окончательно сломило его.
— Да, — обреченно произнес он, и его голос потонул в грохоте проезжающего мимо автобуса. — Да, Кики. Я не женюсь на Примми.
— Обещаешь? — настойчиво повторила она, взволнованно глядя ему в лицо, словно от его ответа зависела жизнь.
— Обещаю, — подтвердил он безжизненным голосом, ощущая мертвящий холод в груди и понимая, что никогда ему уже не стать по-настоящему счастливым.
Господи, во имя всего святого, как же теперь жить?
Глава 14
Май 1972 года
Джералдин, поджав под себя босые ноги, удобно устроилась на диване в кенсингтонской квартире. Длинный восточный халат с поясом, расшитый красными шелковыми розами, удивительно шел ей. Лоб Джералдин пересекал широкий обруч, украшенный затейливым узором из бирюзы и гагата. Гладкие и длинные, до талии, блестящие черные волосы свободно падали на спину, загорелая кожа отливала золотом.
— Непал и Катманду — просто рай, Примми, но как приятно снова вернуться домой, — призналась она, позвякивая кубиками льда в бокале с джином и тоником. — Френсис увлекся игрой на гитаре, а я выучила несколько слов на хинди. Похоже, здесь эти знания нам не пригодятся, но было довольно забавно. В Афганистане Френсиса заподозрили в том, что он агент ЦРУ, а в Тибете его едва не обратили в буддизм.
