Сперва он попытался убедить себя в том, что он сам тоже просто оттягивается, потому что долгое время обходился без женщины и что никакой любви здесь нет — есть только желание. Что Фрэнки интересна ему только в небольшом загуле, не имеющем никаких серьезных последствий. Он и пытался разыгрывать из себя уравновешенное легкомыслие, когда звонил из Мексики. Но при этом во время работы ни на минуту не переставал думать о ней, не переставал считать дни, когда он вернется в Лос-Анджелес. Он знал, что хочет слишком многого, когда смеет надеяться, что она тоже думает о нем и ждет, когда он вернется. Ведь — господи помилуй! — они спали вместе всего один раз, а потом его тут же понесло в Центральную Америку. Но случилось невероятное, потому что когда он снова увидел ее на балконе у Дориана, завернутую в это старое, побитое молью одеяло, и она посмотрела на него, и он тут же понял — прямо здесь и сейчас, — что беспокоиться ему не о чем. Что она чувствует к нему то же самое.
И вот теперь, когда с того дня прошло чуть менее недели, он все еще не уставал этому удивляться. После Келли он думал, что никогда больше не встретит женщину, которая заставила бы его снова почувствовать себя счастливым, но Фрэнки изменила в его жизни все. Эта упрямая, вечно готовая спорить, своевольная, потрясающая, великолепная женщина изменила в его жизни все! Теперь, когда он лежит рядом с ней в кровати, его внезапно захлестнуло желание рассказать ей о своих чувствах. Может быть, потому, что он сейчас пьян и эмоционально перевозбужден, а может быть, и почему-то еще. Но что бы это ни было, в одном он был уверен на все сто процентов, — в том, что он абсолютно правдив перед самим собой, и его слова, безусловно, соответствуют действительности. В конце концов он слишком запутался и теперь просто не может не высказать ей своих чувств.
— Привет! — Она открыла глаза и улыбнулась радостной, удовлетворенной улыбкой, которая перешла в зевок. Перевернувшись на бок, она подперла голову локтем, выбрала себе клубничку и съела ее.
Рилли улыбнулся и провел рукой по ее спутанным волосам.
— Что ты собираешься теперь делать? — спросил он.
— Играть, что же еще? — Она пожала плечами и протянула ему клубничку. — Что еще можно делать в Лас-Вегасе?
Рилли заколебался. Сейчас или никогда.
— Мы можем пожениться.
Чтобы проникнуть в смысл этих слов, потребовалась секунда. Несколько мгновений, во время которых все вокруг, казалось, остановилось и застыло на месте, чтобы потом — бум! — ударить Фрэнки по мозгам со всей силой. Пожениться? Ее мысли завертелись, как колесо рулетки. И с чего это ему такое взбрело в голову? Она просто не знает, что сказать. Рилли наверняка просто шутит. Долгое время она боролась с собой, пытаясь убедить себя в том, что она интересна ему только для короткого загула и ни для чего больше. И вот теперь он говорит, что не хочет расставаться с ней до конца жизни. Она не может в это поверить. Они провели вместе меньше недели, они не успели познакомить друг друга со своими родителями, она даже не знает его фамилии…
Раздираемая противоречивыми чувствами, теряясь в сомнениях от неразрешенных вопросов, она смотрела в темноте в голубые огоньки его глаз.
И тут почему-то снова почувствовала себя так, словно знала его всю свою жизнь, и что ее родители наверняка полюбят его, и что…
— Как твоя фамилия?
Он недовольно сморщил лоб.
— Маккензи, а что такое?
Фишка внезапно упала на нужное место. Франческа Маккензи. Звучит красиво. Но она тут же себя одернула. Какое право она имеет даже думать об этом? Они оба пьяны, сейчас канун Нового года, они не несут ответственности за свои слова и поступки. Выйти замуж за Рилли — вот уж действительно сумасшедшая идея!
— Приведи мне хоть один убедительный аргумент в пользу того, что мне стоит ответить да.
— Потому что я люблю тебя.
Так мало слов. Но в них заключено все на свете. И внезапно идея перестала казаться ей такой уж сумасшедшей.
ГЛАВА 37
— Что вы собираетесь сделать? — визгливо вскрикнула Рита. После головокружительного сексуального марафона с Дорианом они вместе спустились вниз, чтобы освежиться и вернуть себе в какой-то степени потерянное самообладание. Сделать это было довольно трудно. Рита с трудом держалась на высоком барном стуле и для равновесия хваталась за Дориана, который все еще был измазан блеском для губ и имел весьма растерзанный вид.
— Мы собираемся пожениться, — улыбаясь, сказала Фрэнки, поднимая вверх руку и показывая кольцо, которое Рилли сделал ей из золотой фольги, снятой с бутылки из-под шампанского.
— Когда?
— Сегодня вечером. — Рилли тоже улыбался.
Наступила пауза, а потом Рита внезапно разразилась безудержными рыданиями. Фрэнки от неожиданности отпрянула назад. Она ожидала, что Рита начнет ругаться, смеяться, вопить. Все, что угодно, только не это.
— Черт, прошу прощения, — сквозь всхлипывания сказала Рита, пытаясь унять эмоции.
Дориан молчал, все еще не оправившись от шока, в который его ввела рыжеволосая женщина с другой стороны Атлантики.
— Ничего не могу с собой поделать, — икала Рита, вытирая глаза первой попавшейся под руку и пропитанной вином салфеткой. — Свадьбы всегда на меня так сильно действуют. — Она снова испустила вопль, обхватила обеими руками счастливую пару и сжала их в медвежьих объятиях.
Таким образом, все это решилось. Она выходит замуж. Фрэнки все еще не могла в это поверить. Все произошло так быстро. Как только она сказала да, Рилли прижал ее к своей голой груди, начал ласкать и целовать, говорить, как он счастлив, поднял ее на руки и таскал по всей комнате, пока они вместе снова не свалились на постель, смеясь над тем, как, должно быть, глупо они сейчас выглядят и как они счастливы. И не в силах сдержать свою бурную радость, они наскоро натянули на себя одежду, схватили такси и бросились в Городскую палату, чтобы заполнить все необходимые формы и получить разрешение на брак. Процедура заняла менее часа, и они со всех ног бросились обратно в казино, чтобы сообщить новость Дориану и Рите.
Между тем сияющая от восторга Фрэнки ни на минуту не переставала обдумывать происходящее. Она не хотела, это происходило само собой. Практически всю свою жизнь она считала себя рациональным и сдержанным человеком. В детстве она рано ложилась спать, всегда выполняла домашние задания и шла к тому, чтобы быть в школе первой отличницей. В подростковом возрасте она никогда не бунтовала, никогда не красила волосы в кислотные цвета (такого рода краски бесплатно прилагались к журналу для девушек «Джекки»), никогда не прокалывала ушей и не болталась по подворотням с курильщиками. Всегда внимательная и рассудительная, она делала то, что от нее ожидали: получила аттестат зрелости, поступила в университет, нашла хорошую работу. Ну, то есть, конечно, она курила немного марихуану и несколько раз напивалась допьяна, но даже теперь, в двадцать девять лет, она считала унизительным для себя пускаться в случайные связи, принимать тяжелые наркотики и переходила улицу, только когда на светофоре зажигался зеленый человечек. Вплоть до того момента, когда она вскочила в самолет на Лос-Анджелес, она никогда не принимала поспешных решений, никогда не шла на риск. И что же в результате всего этого она от жизни получила? Что могла предъявить в качестве доказательств правильности своих действий? Коллекцию старых пластинок? Бывшего бойфренда, который бросил ее в самый день рождения? Пустой банковский счет?
