— До чего ж ты бестолковый, дружок! Меня с минуты на минуту прикончат, а ты все время пытаешься что-то выяснить! Собирайся, — приказала потенциальная жертва разборок, — а то Степаныча позову.
То ли угроза подействовала, то ли Алексеев понял, что сопротивление бесполезно, но только два товарища с унылым видом поплелись к выходу.
— А в туалет можно? — подал голос Михаил.
— У следователя сходишь, — безжалостно отрезала я.
Мальчики с укором посмотрели в мою сторону и отбыли. Опять одиночество! Может, пойти к Степанычу? Немцев вместе постреляем! Все же хоть какое-то развлечение! Нет, осадила я сама себя. Еще рано, утомленный неравной борьбой, дед наверняка спит. Немного послонявшись из угла в угол, я завалилась на диван и включила телевизор. Там волк из «Ну, погоди!» опять гонялся за зайцем. Надо же, совсем как в жизни! Под вопли мультяшных героев я задремала. Много прошло времени или мало — судить не берусь. Когда я открыла глаза, в доме стояла мертвая тишина. «Электричество отрубили, что ли?» — подумала я и пощелкала кнопками телевизора. Никакого эффекта. Тут до моих ушей долетел вопль Степаныча:
— Врешь, не пройдешь! У-у, нечистая сила! Ироды нерусские! Вот я вас сейчас из ружжа-то пальну, нехристи. Тут, глядишь, и наши на танке прибудуть. А ну, запасайтесь, дьяволы, гробами!
Грянул выстрел, за ним еще один.
«Из двустволки палит дедок. Молодец! Пойти разве подсобить старичку?» — подстегиваемая благородным порывом, я подошла к окну, чтобы прояснить для себя диспозицию. Да так и замерла с открытым ртом. На снегу, прикрыв голову руками, лежали два трупа. Впрочем, вряд ли это были трупы: слишком громко они матерились. Неподалеку стоял огромный джип, весьма похожий на «БТР». В одном из отдыхавших на снегу я узнала Хомяка, второй тоже показался мне смутно знакомым. Батюшки, да это же охранник из «Голубой креветки!» Не тот, который кастрат, а другой, что повыше и посолиднее. Как они здесь оказались, хотелось бы мне знать? Может, Михаил проболтался? Решение этого вопроса я решила отложить на мирное время, а сейчас следовало придумать, как дать достойный отпор врагу. Хотя Степаныч и зачислил меня в красные партизаны, я все же не Олег Кошевой и не Любка Шевцова! Да и оружия у меня маловато, вернее, его совсем нет! Столовые приборы и швабра в углу не считаются. Значит, будем отступать под прикрытием Степаныча, дай бог ему здоровья и долгих лет жизни! Если бы не этот бдительный борец с фашистами, взяли бы меня у телевизора тепленькую!
Быстрее лани взлетела я на второй этаж. Высоковато, да и окна выходят во двор. Если прыгать, аккурат приземлюсь на голову Хомяку. Вдруг раздался еще выстрел, и на меня посыпались осколки разбитого стекла. Так, понятно, в ход пошла тяжелая артиллерия, Степаныч лупит без разбору. Все верно: бей своих, чтоб чужие боялись! Интересно, а фанатки у Степаныча случайно нету? Вот бы жахнуть по ребяткам, даром, что русские! Я рухнула на четвереньки и бодро поползла к выходу, благо, опыт передвижения таким способом у меня уже есть. А во дворе тем временем шел бой. Братки, не желая гибнуть под пулями деда, открыли ответный огонь. Быстро перебирая всеми четырьмя конечностями, я спустилась на кухню и осторожно выглянула в окно. Вот он, путь к спасению! Это окно выходило не на поле битвы, а в палисадничек, за которым метрах в пятидесяти начинался реденький лесок. Мне, конечно, хотелось, чтобы там был густой лес, с чащобами и зарослями, но выбирать не приходится, бери, Евгения, что дают. Прислушиваясь к звукам боя, я открыла раму и шустро сиганула через подоконник. А прохладно, однако! Можно бы и шубейку прихватить, да только некогда мне. Ковыляя по сугробам, я пробралась к забору. И в этот момент на голову обрушилось что-то тяжелое.
«Вот и меня контузило!» — успела подумать я и отключилась.
— Жива? — услышала я незнакомый голос. Как мне казалось, мы довольно быстро ехали в машине в неизвестном направлении. Голова гудела, как трансформаторная будка, и каждый толчок транспортного средства отдавался в ней гулким эхом. Меня не очень аккуратно уложили на заднее сиденье машины, где я и пребывала до сей поры.
— А что ей сделается? Вон, дышит себе спокойно. У-у, прибил бы стерву!
Хомяк! Я открыла глаза и увидела его знакомую физиономию.
— Здравствуйте! — вежливо поздоровалась я и сделала попытку приподняться. Не тут-то было! Все четыре средства передвижения были крепко связаны. — Это зачем вы меня связали?! Развяжите немедленно, а то закричу!
— Только попробуй! Быстренько успокою вот этим предметом, — Хомяк показал свой кулак.
Знаю, знаю! Знакомая штучка, разбившая в моей квартире все, что бьется. Кулак у Хомяка казался значительно больше, чем у Алексеева. Вспомнив про Ромашку, я приуныла: как он там, бедненький? Приедет на дачу — а меня и нет. Только пустое помещение с признаками битвы титанов. Переживать будет! Вспомнит, как был несправедлив ко мне, как кормил одними яйцами, может, даже всплакнет...
— Степаныч жив? — вспомнила я и про деда.
— Какой такой Степаныч? — удивился Хомяк.
— Дед, который вас отстреливал, чучело бестолковое!
— А хрен его знает! Он вон Кузю подстрелил, так мы дедулю и связали, чтоб, значит, не шарахал из ружья по людям. Чокнутый какой-то старикан, ей-богу! Никак в плен не хотел сдаваться, все танк подзывал!
Кузя, сидевший рядом с Хомяком на переднем сиденье, держался за плечо и иногда постанывал. Молодец, Степаныч!
— Сам ты дурак, Хомяк! Он контуженый. А куда вы меня везете и зачем? — я попыталась наладить отношения с похитителями.
— Любопытная ты какая! И почему ты сразу не отдала фотоаппарат? Влезла вот, куда не просили, теперь убивать тебя придется. А я что, зверь какой? Мне тоже жалко живого человека в мертвяка переделывать, тем более такую симпатичную девушку!
— Слышишь, Жень, — я состроила глазки Хомяку, — так, может, развяжешь да отпустишь? Мы с тобой можем найти общий язык.
— Звать-то тебя как? — вздохнул он.
— Женька.
— Тезки, значит. Совсем нехорошо. Попадись ты мне в другое время — ох, и закрутил бы я романчик! А теперь... Что уж говорить об этом, только расстраиваться. — Хомяк сник.
— А чего теперь-то, Жень? — не унималась я.
— Кирдык, — бросил Кузя, — и хватит болтать. Приехали уже.
Весьма неловко, приложив пару раз дверцы автомобиля к моей многострадальной голове, Хомяк вытащил меня из машины и забросил на плечо. Вот так, пятой точкой кверху, и внесли мое тело в... «Голубую креветку»! Вот он, значит, где, последний приют усталого путника! Эх, Рома, Рома! Будь я хорошей девочкой, отдай этим негодяям пленку, может, и осталась бы жива. Вышла бы за тебя замуж, научилась бы готовить, стала бы образцовой женой и даже не перечила бы ни в чем! Ну, это я, конечно, загнула, а в остальном — чистая правда. А теперь вот умирать меня несут! Бестолково жила — бестолково и умру. От жалости к собственной судьбе я громко всхлипнула.
