— Чего-нибудь сладенького, снять стресс. Тащи все, что есть шоколадного, щас я тебе такое расскажу!
Сидим у Джаски в комнате, захомячиваем шоколадные конфеты. Я взахлеб рассказываю про свой полет на «стрекучем голландце» и последующий разговор.
— Круто, — говорит Джаска. — Он, считай, назначил тебе свидание.
— Правда здорово?
— Да, но ведь он еще встречается с Линдси. А вдруг это двойное свидание? Ты придешь в кино, а там она. Французские штучки.
— В смысле?
— Ну, ménage à trois
[63].
— Джас, он итальянец.
— Ну, тогда menagio à trios.
20.00
Я постаралась поскорей уйти, потому что Джаска вызывает у меня агрессию.
Но факт остается фактом: Масимо, самый красивый парень в мире, практически БЛ, пригласил меня, Джорджию Николсон, в кино.
20.30
Кто бы сомневался, что мне постараются испортить настроение. Когда я вернулась домой, мутти с вати были уже на взводе.
— Где ты была? — начал вати. — Только не говори, что у подружки делала уроки. Я не вчера родился на этот свет.
Меня так и подмывает сказать, что в любом случае он вчерашний день. Но я не стала никого обижать — сегодня я люблю весь мир.
Тут и мутти начала наезжать:
— Ты должна быть с нами откровенна. Если хочешь, чтобы тебя считали взрослым человеком, надо и вести себя соответственно.
— Да, — поддакивает вати. — Мы тоже когда-то были молодые. И, между прочим, уважали своих родителей и никогда не врали.
— Вы что, предлагаете мне всегда говорить вам правду?
— Конечно, солнышко, — кивает мутти. — Мы же твои папа с мамой.
— Да? — резонно возражаю я. — Но почему, когда я честно высказалась про вашу клоунскую машину, папа разозлился?
Предки укоризненно завздыхали, а я сижу себе на седьмом небе и болтаю ножками и смотрю на все свысока.
— Ладно, — говорю. — Вот вам чистая правда. Сегодня, как вы знаете, у меня был тяжелый день. Доктор Клуни это, конечно, хорошо, но пациенты его — полный кошмар. И вот иду я домой, вся из себя уставшая, и тут вижу — новый солист из «Стифф Диланз» на своем скутере. Он и подвез меня до Джаски.
— И сколько лет этому солисту? — подозрительно спрашивает вати.
— Пап, он итальянец, — терпеливо отвечаю я.
— Что?
— Он итальянец. Верно, мам?
Вати смотрит на мутти и сурово произносит:
— Конни, так ты в курсе? Это что, заговор? Почему я обо всем узнаю последний? Я тут вкалываю, а вы…
Переключив отца на маму, я быстренько убежала к себе. Мне неважно, чем у них там дело кончится — да хоть разводом. Главное, что у меня теперь есть Масимо.
21.00
Сегодня в детсаду Либби занималась поделками. Они мастерили очки. Либби вырезала очки из картона, а дужки приклеила скотчем. Дома Либби нацепила очки на Горди, а сверху, чтобы они не спадали, натянула шапочку, точнее — резиновую перчатку. Зато держит намертво.
23.00
Времени до пятницы в обрез.
Хочу попросить у мамы денежку на новый наряд. Хотя она наверняка припомнит, что в прошлую субботу мне купили ботильоны на коротком каблучке, пару юбок и брюки.
И еще вот думаю — стоит ли перед свиданием проконсультироваться у Дейва Смехотуры? Лучше не надо, а то опять начнем целоваться.
Ой, я так волнуюсь, что сон потеряла… ммм… хррр… хррр…
Среда, 27 апреля
За завтраком
Сижу, ем хлопья с молоком. Папа игриво так ущипнул меня за плечо. Они сидят с мамой и мило разговаривают. А как же развод?
— Джорджия, — говорит вати, — спасибо, что ты была с нами искренной. Вот тебе пятерка, и ты поймешь, что говорить правду выгодно.
— Да? Тогда я вам еще скажу. В пятницу я иду с Масимо в кино.
Я думала, вати «полезет в бутылку» и они с мамой снова поссорятся, но ничего подобного. Надо же, какой последовательный.
— Ладно… — бормочет он, натягивая на себя мотоциклетный шлем. — Молодец, так держать… — И пошел заводить машину.
Отныне я буду говорить им правду и только правду.
Может, еще заплатят.
Перемена
Посиделки на тостере для трусов
Обсуждаю с крутой тусой, что надеть на свидание. И еще показываю танец радости, придуманный мною по случаю. Я ритмично покачиваю бедрами и грожу кому-то пальчиком — вот такой у меня танец радости.
Рози и говорит:
— Джорджия, ты знаешь, что ты одна из самых близких моих подруг, одна за всех, все за одного, и мы вместе идем по жизни, как говорится, до самого Типперэри
[64].
— Oui, — отвечаю я, продолжая исполнять танец радости.
— Но если ты не перестанешь валять дурака, я тебя придушу.
Перед физрой
Мы пришли в раздевалку, а там еще толкаются девчонки из шестого, ну и Линдси тоже тут. Сегодня гитлерша заставит нас бежать кросс по открытой местности. А что, отличная тренировка перед свиданием. Но дома я все равно свалюсь трупом, потому что у меня все будет болеть, особенно попа, но c'est la vie.
И тут вижу — Линдси на меня так зло смотрит, ну прямо как та собака, что сторожила в сказке Андерсена огниво. А потом она стала перешептываться со своими подружками. Интересно, знает ли она про нас с Масимо. Да откуда. Но мне все равно не по себе. Мы ведь однажды уже схлестнулись из-за БЛ, и сколько она мне крови попортила.
Оставлена после уроков
16.20
О боже. Gott на Himmel и три раза Mon Dieu. Ястребиный Глаз совсем озверела. На перемене я замечталась в тарталете, и опоздала на латынь. Столкнулась в коридоре с Я. Г., а она мне и говорит:
— Урок начинается в три. Почему опаздываешь?
А я, забыв про осторожность, ляпнула:
— А что, я пропустила что-то интересное?
И Я. Г. оставила меня после уроков. Я должна восемьсот раз написать: «Грубость — остроумие дураков».
Такое наказание — двойная мука для меня, потому что после кросса мне больно сидеть. Спасибо еще, что ходить могу, чего не скажешь про П. Грин. Зря она перепрыгнула через ту лужу…
