Рауль отвечал Сэмми взаимностью, да и естественно. Она была так хороша, что не любить ее было невозможно. Но верность семье всегда стояла для него на первом месте, и Сэмми уважала эту его черту и соглашалась оставаться в тени, ничего не требуя от него, кроме любви и надежды.
Мать Габриеллы и Джерико — болезненная желчная женщина — умерла, когда девочке было двенадцать. Но и тогда отношения Рауля и Саманты не изменились. Маскадо решил, что сначала дети должны вырасти, а уж потом он сможет подумать и о себе. Только после того, как девятнадцатилетний Джерико покинул отчий дом, Рауль решился заговорить с дочерью на деликатную тему их будущей жизни.
И тогда, к своему несказанному удивлению, узнал, что «маленькая» Габби, которой на самом-то деле было уже почти пятнадцать, давно догадалась об их с Самантой отношениях, более того, мечтает, чтобы та стала ее мачехой. Девочке в таком возрасте необходимо, чтобы рядом была женщина, она остро нуждается в материнском совете.
И вот после тринадцати лет ожидания Саманта Корреро стала Самантой Маскадо.
Их счастье было полным и длилось бы много дольше восьми лет, если бы в один сумрачный декабрьский день, незадолго до Рождества, Сэмми не собралась в Канзас-Сити за подарками своим дорогим Раулю и Габби, которая должна была приехать домой со своим женихом.
Машина, утром этого дня угнанная вдребезги пьяными шестнадцатилетними бездельниками, отправившимися покататься и поразвлечься, вылетела на встречную полосу и столкнулась с маленькой «тойотой» Саманты. Тридцатипятилетняя женщина скончалась на месте. А ее убийцы, весело улюлюкающие и не отдающие себе отчета в содеянном, покатили дальше, не обращая внимания на оставшиеся позади пылающие обломки.
Только около трех часов дня патрульный автомобиль соседнего округа, уже собираясь поворачивать обратно, заметил дым на шоссе и вызвал «скорую» и пожарную команду. То, что осталось от машины, отбуксировали в ближайший город, а обуглившийся труп перевезли в морг, где он пролежал до следующего утра, никем не востребованный. Установить личность погибшей не удалось, ибо все документы сгорели.
Рауль, начавший волноваться в пять вечера, хотя знал, что жена вряд ли вернется раньше шести, к восьми часам забеспокоился всерьез. В десять он отправился к Колу Диллану, тогдашнему шерифу, но тот не отнесся к его тревогам с должным вниманием. Диллан, женатый больше двадцати лет, прекрасно знал, что для провинциальной женщины значит вырваться в большой город.
— Не смеши меня, Рауль, — заявил он. — Да сейчас еще только магазины закрываются. Подожди пару часов, вернется твоя благоверная.
Увы, ни через пару часов, ни в пять утра Саманты не было.
И Маскадо, вне себя от ужасного предчувствия, разбудил Диллана и заставил его приступить к поискам. Сделав пять телефонных звонков в течение получаса, двое мужчин затем погрузились в полицейский автомобиль и направились к Порту, тому городку, куда отвезли жертву вчерашней катастрофы.
Габриелла, приехавшая вскоре после трагедии, отца едва узнала. Этот мужчина с почерневшим от горя и трехдневной щетины лицом показался ей чужим. И неудивительно. Рауль погрузился в свое горе и отстранился не только от нее, но и от всего мира.
Он вышел из этого состояния лишь на время суда над убийцами Саманты. Увы, двое из участников оказались сыновьями влиятельных бизнесменов, которые не пожалели средств, чтобы вызволить своих «напроказивших» чад. После оглашения приговора — детки отделались условным сроком — Рауль вернулся в мотель, поднялся в спальню, которую последние годы делил с Самантой, и закрылся там.
Ничто — ни уговоры, ни мольбы, ни угрозы — не могло заставить его отпереть дверь. На третий день Габриелла, доведенная до полного отчаяния, влезла по приставной лестнице, разбила стекло и ввалилась в комнату вся в крови. Рауль сидел на кровати с заряженным пистолетом в руке.
Ей пришлось остаться с ним. Почти полтора года Рауль не разговаривал. Единственным словом, которое он издавал, было короткое, но твердое «нет» в ответ на ее постоянные предложения запереть мотель и перебраться в город. Мотель был последним, что оставалось у него в память от любимой…
Габриелла несколько раз взывала к брату, просила его о помощи, но он заявлял:
— О таком, как он, должно заботиться государство. Иначе какого дьявола я плачу налоги?
И вот в результате этих несчастий молодая двадцатишестилетняя женщина прозябала в глуши, занимаясь содержанием мотеля — делом, которое не любила, не понимала, не могла наладить, — горевала и проклинала судьбу, которая позволила четырем негодяям изувечить столько жизней невинных людей.
— Ну что, парень, так-то ты работаешь? Я велел тебе быть в восемь, а сейчас сколько? Думаешь, я такой дурак, что поверил бы тебе на слово и заплатил бы за час, что ты провалялся в теплой постели? Черта лысого! Щенок ты наглый! Городской хлыщ! Так дело не пойдет!..
Злобные глазки Дуга Бреннана поблескивали от возбуждения и радости, что наконец-то и ему удалось на кого-то излить свое вечное раздражение. И он бы еще долго продолжал в том же духе, если бы Хэнк, помнящий о совете Габриеллы, не оборвал его на середине фразы.
— Вот что я вам скажу, мистер Бреннан. Я выслушивать ваши поношения и ругательства не намерен. И я не собирался говорить, что вкалываю с восьми, раз приехал в девять. Если хотите, чтобы я работал, то оставьте меня в покое и идите орите на кого-нибудь другого. Если не хотите, я поехал. Посплю еще.
Он повернулся и хотел уже возвращаться к машине. Но, как Габби и предсказывала, Бреннан немедленно сбавил обороты.
— Ладно-ладно, больно уж вы, молодые, гордые стали да заносчивые. Иди работай, парень, и не дерзи.
Сандерс сунул руки в карманы, резко повернулся и побрел к ароматной куче, ожидающей его внимания и заботы, проклиная вздорного старикана и еще больше — свою бедность, толкнувшую его на такое унижение. Он, без пяти минут, можно сказать, зять Энтони Гриффитса, возится с навозом!
Хэнк даже сплюнул от досады. А во всем виновата эта чертова рухлядь, недотянувшая до Калифорнии!
Ну конечно, нашел крайнего. Странно, что она у тебя до сюда-то дотянула, учитывая, как ты с ней обращался. Масло, и то менял раз в год, а уж чтобы на профилактический ремонт когда загнать, так ни за что. Денег все жалел, сварливо напомнил внутренний голос его второго, лучшего, более правильного и честного «я».
Не жалел, а не было их, вяло огрызнулся представитель первого.
А почему не было? Потому что работы не искал порядочной, а все по пляжам болтался, дамочек богатых выискивал…
Такая дискуссия могла тянуться часами, но сегодня Хэнк был не расположен участвовать в ней, поддакивая одному или другому. Сегодня он был занят увлекательным занятием, вполне способным конкурировать с подвигом Геркулеса по очистке авгиевых конюшен. По крайней мере, в части ароматов.
Гм… а ведь есть люди, которые вынуждены заниматься этим всю жизнь. Наверное, мистер Бреннан поэтому и злющий такой, что вечно возится с навозом, думал он, нагружая тачку. Впрочем, нет, сейчас он платит за это мне. Так что положение его в эту конкретную минуту получше моего будет…
