— А ты?..
— Нет, — почти грубо бросил он. — Я не женат и не обручен.
— А! — прошептала она.
— Полагаю, с моей стороны будет довольно бестактно напоминать тебе о прошлом, и тем не менее…
— Спрашивай.
Девушка почувствовала, как вспотели от напряжения ее ладони. «Интересно, как долго еще не будет Билла?», — подумала она.
— В таком случае объясни мне, как ты могла не написать мне после того, что… с нами было.
Вопрос потряс ее до глубины души. Она посмотрела на него, ее щеки горели, глаза сделались огромными.
— Но как ты можешь задавать такой вопрос? Неужели я стала бы тебе писать после того письма, которое ты мне послал.
— Да, я написал. Но, по всей видимости, напрасно. Я полагал, что все это имеет для тебя такое же большое значение, как и для меня, поэтому рассчитывал, что ты будешь писать мне хотя бы иногда, как друг. Да, я действительно ничего больше и не требовал от тебя. Просто для того, чтобы знать, что мы по-прежнему друзья и когда-нибудь однажды мы обязательно встретимся. Я даже думать не мог о том, что никогда больше не увижу тебя.
Еще сильнее удивившись, она спросила:
— Но ведь ты попросил меня не писать тебе. Твоя мать сказала так в своем письме. Ты просил меня, чтобы я тебе не писала, не беспокоила тебя и позволила идти своей дорогой. Поверь, я написала целую кучу писем, но потом все их порвала. Ведь это было твое желание.
Теперь пришло время удивляться Яну. Он смотрел на нее неподвижным взглядом. Какая она была бледная! О многом говорили эти серые глаза под черными ресницами!
— Это тебе сказала моя мать? Не могу поверить! Я совсем не это просил ее тебе передать.
Они продолжали неподвижно смотреть друг другу в глаза. Гейл стала еще бледнее, она почувствовала, что готова упасть в обморок. Ее губы тихо прошептали:
— Я не понимаю. Это, должно быть, какая-то ошибка!
Ян стал ходить из угла в угол. Однажды она уже видела его таким. В ту ночь, вернее, вечером, когда он, рассердившись, предложил отвезти ее обратно в Париж к Симоне. Что же произошло? Теперь этого уже никто никогда не узнает.
— Послушай, Гейл. В тот момент, когда ты поехала в Англию, я отправился в Париж. Меня вызвали в министерство обороны. Там меня ждал приказ — немедленно присоединиться к подразделению в Марселе и отправиться в Индию. Из Парижа я позвонил матери в Эдинбург, так как сразу понял, что с тобой просто не успею связаться. И помнишь, ты еще просила меня не звонить тебе домой и не писать, так как твоя семья не знала еще обо мне. Ты боялась, что они начнут беспокоиться и подозревать тебя. Поэтому я рассказал о тебе своей матери. Не все, конечно. Я объяснил, что в Париже встретил девушку, которую полюбил, но так как я уезжаю на три года, то не могу связывать ее обязательствами. И попросил мать позвонить тебе. Я сказал ей твой адрес и попросил ее дать тебе мой в Индии. Еще попросил ее узнать, хочешь ли ты переписываться со мной. А потом долго ждал письма. Через некоторое время я понял, что ты не намерена продолжать со мной знакомство. И с уважением отнесся к твоему решению. — Он молча стоял перед Гейл, сцепив руки за спиной. — Вот так обстоят дела. Если моя мать тебе сказала что-то другое, Господь простит ее. Она очень плохо сделала и навредила нам обоим.
Гейл так сильно дрожала, что чуть не выронила сигарету.
— Ее письмо было холодным и жестким. Она просила меня не писать тебе ради твоего спокойствия.
— О боже! — воскликнул Ян Далмиер. — Но почему она так сделала? Я не могу плохо говорить о ней, потому что ее уже нет. Но если б она была жива, я бы разобрался с ней. Что она наделала! Она, вероятно, решила, что это просто какая-нибудь интрижка. Мать всегда хотела, чтобы я женился на какой-нибудь девушке из Эдинбурга, принадлежащей к светскому обществу. Хотя я давно вырос, мои родители обращались со мной как с мальчишкой, которым всегда надо руководить.
Гейл потушила сигарету и закрыла глаза одной рукой.
— Как это все ужасно, — проговорила она, прерывисто дыша. — Я бы обязательно написала, если б знала, что ты этого хочешь. Я всегда помнила о тебе.
— А я подумал, что ты больше не хочешь меня знать.
Она с упреком на него посмотрела:
— После всего, что… со мной случилось?
— Для меня это тоже много значило, — возбужденно сказал Ян. — Я просто подумал, ты решила, что в нашей ситуации полный разрыв был единственным выходом.
— Мне совсем не хотелось тебя терять, — проговорила Гейл, уже не сдерживая своих чувств. — Я чуть не умерла от горя. А когда я начинала думать, что ты на самом деле вовсе не любил меня, мне просто не хотелось жить.
— Но что толку теперь об этом говорить. Ведь ты замужем, Гейл. Увидев тебя сегодня здесь и узнав, что ты жена Кардью, я сразу понял, что не ошибся в своих подозрениях относительно твоего молчания.
Девушка дрожала, словно в лихорадке. Затем она медленно проговорила:
— Это все не так. Я ни на минуту не забывала тебя. Я чуть не умерла от горя. За три года я ни разу не посмотрела на другого мужчину. А потом… потом… началась война. Мне кажется, я немного сошла с ума. Все, что я знала о тебе, так это то, что у тебя много работы в Индии. А Билл — друг семьи. Он предлагал мне выйти за него замуж много-много раз. Это все произошло как-то случайно…
Девушка застыла на месте, прижав руку ко рту. Как она могла вот так открыто признать, что не любит своего мужа. И тем не менее Гейл знала, что любит только одного человека — Яна Далмиера. Все так запуталось, что ее мозг отказывался вообще что-либо понимать.
— Боже, какой кошмар, — сказал молодой человек.
— В таком случае ты все еще?..
— Да, черт возьми. Я все еще люблю тебя, Гейл. Все время, что я был в Индии, ничто не могло стереть твой образ у меня из памяти. Мы… в Париже… Наша ночь вместе.
— Ян! — прошептала девушка в ужасе. — Не говори больше ничего. Я просто не вынесу этого.
— Думаешь, мне легче? — хрипло проговорил он.
Она повернулась, сложила руки на камине и опустила на них голову.
Ян стоял рядом, с отчаянием глядя на спину Гейл. Ему хотелось подойти к ней, обнять за талию, повернуть к себе, поцеловать, ощутить незабываемую сладость ее губ.
Но он не смел. Не смел приблизиться к ней, коснуться ее волос. Молодой человек переживал сейчас настоящий шок. Он даже и предположить не мог, что его ожидает в доме Кардью. Ему казалось, что женой Билла окажется какая-нибудь самая обычная девушка. Кто угодно, но только не Гейл. Когда Далмиер увидел жену своего сослуживца, то просто потерял дар речи. И как ужасно было узнать, что его собственная мать испортила ему жизнь. Он знал, что не смог бы никогда ей этого простить. Даже лучше, что ее сейчас нет в живых. Она уничтожила даже надежду на счастье. Причинила им обоим боль. Все эти годы они могли бы переписываться, ждать друг друга, надеяться на совместное будущее. А вместо этого каждый из них в одиночку переживал свое горе, считая другого жестоким и бессердечным.
