— Главное — чтобы она поняла, как много она для меня значит, — ответил он.
Паула осмотрелась.
— Я уже говорила тебе, я собираюсь скоро выйти замуж за Ивора. За моего Ивора! Я хочу показать тебе его фотографию… — Она замолкла и пожала плечами. — Нет, не получится… я забыла, Ивор попросил меня одолжить ему тот его большой портрет как раз перед отъездом в Ливерпуль. Он уехал по делам, а заодно хотел навестить свою старушку тетю на севере и собирался сделать для нее копию фото. Но ты скоро сам с ним встретишься. Он должен вернуться в эти выходные.
Блэйк улыбнулся.
— Я буду рад познакомиться с мистером Челлисоном, — сказал он. — Хотя, честно говоря, имя Ивор для меня связано только с неприятными воспоминаниями, из-за твоей сестры и вашего отца.
Паула с нежностью подумала о своем Иворе. Она и не подозревала об истинных мотивах, заставивших его попросить у нее ту фотографию. Ивор же почуял опасность в том, что фото принадлежит Пауле, и намеренно придумал предлог, чтобы унести карточку из ее квартиры.
Блэйк на всю жизнь запомнил встречу с Сигной в клинике тем вечером. Было поздно, часы приема посетителей давно закончились, но Паула пустила в ход свое влияние и смогла провести Блэйка в лечебницу.
Он стоял у кровати, глядя на девушку, которую так любил, и его сердце разрывалось на части. Она была все той же Сигной… такой же бледной, хрупкой девушкой, которая смотрела на него снизу вверх неправдоподобно синими глазами с длинными пушистыми ресницами. Странно было только смотреть на ее голову: бинты практически полностью скрывали ее светлые волосы.
— Здравствуй, милая, — произнес он.
Сигна зарделась и неуверенно взглянула на него. Этот высокий сероглазый юноша, казалось так хорошо знавший ее, был очень мил. Ей очень хотелось его вспомнить, но ничего не получалось, и это сводило ее с ума. Она протянула ему руку.
— Так ты — мой друг из Малайи? — спросила она. — Как глупо с моей стороны не узнать тебя.
Ее тоскливые интонации, встревоженные глаза и то, что она его не узнавала, расстроило Блэйка, но в то же время ему казалось, что ничего более удачного случиться не могло.
— Ты уверена, что совсем не помнишь Блэйка?
— Боюсь, что так, — ответила она.
— Ты мой самый дорогой друг, — сказал он, чувствуя ее мягкую ладошку в своей руке. Только теперь он понял, как сильно рад снова видеть эту бледную, но все равно очаровательную девушку.
— Мне так жаль, что я не могу ничего вспомнить, — пожаловалась она.
— Ничего страшного, дорогая моя… не напрягайся… просто думай обо мне как о своем друге.
Она сжала его руку. От этого молодого человека исходили уверенность и спокойствие. Он был смутно знаком ей… как ни странно это звучало, она знала его, но в то же время как бы не знала. Ей без труда верилось, что они были знакомы в прошлом; этот Блэйк Сондерс был для нее не совсем чужим человеком.
К ним присоединилась Паула.
— Правда, ведь здорово найти старого друга из Сингапура, который к тому же влюблен в тебя без памяти, а, Сигна? — с улыбкой прошептала она.
Бледное лицо Сигны порозовело. Она улыбнулась сестре и шепотом ответила:
— Да, Паула, я очень рада, милая. Блэйк мне нравится. Я готова поверить, что мы действительно были хорошими друзьями.
В тот вечер Блэйк вернулся в отель, чувствуя себя счастливейшим человеком на свете. Вся горечь и боль, которую ему пришлось пережить, когда Сигна влюбилась в Гардинера, прошла. Сигна словно родилась заново, ее ум и сердце были свободны и готовы к новой любви. Ведь никто не будет обвинять и проклинать его, если он во второй раз попытается завоевать ее любовь теперь, когда он вновь нашел ее? Она была так молода, так беспомощна — совсем не похожа на Паулу, которая была хоть и красивая, но уже умудренная жизненным опытом. Он хотел остаться с Сигной, защищать ее. Ее сестра выйдет замуж за этого Челлисона, и тогда Сигна останется одна. Но теперь он, Блэйк, будет рядом с ней и проживет остаток жизни ради нее.
В ту ночь он лег спать со спокойной душой, в его сердце же пылала возродившаяся любовь к Сигне.
На следующее утро Блэйк поднялся ни свет ни заря и уже после завтрака снова был в лечебнице. Ему хотелось просто сидеть рядом с Сигной, разговаривать с ней, развлекать ее.
Сигне тоже начало казаться с этого дня, что жизнь обрела для нее новую привлекательность. Потеря памяти больше не расстраивала и не угнетала ее. Какое это имело значение? Блэйк был рядом, сероглазый, добродушный, с заразительным чувством юмора. Он легко мог рассмешить ее, дав почувствовать, что мир вокруг не так уж плох.
Он рассказывал ей множество историй про нее саму и описывал ее жизнь на плантации. Она узнала, как он нашел ее в тот день около разрушенного китайского храма и отвез в свое бунгало. Но он ни разу не упомянул об Иворе Гардинере и ее помолвке с ним. Избегал он также и подробностей смерти ее отца. Она считала, что старый Мэнтон умер от лихорадки; этого было вполне достаточно.
Каждый день до конца той недели она виделась с Блэйком. Она стала ждать его визитов с тем же пылом, что и он. Все, что было в ней нежного и впечатлительного, теперь тянулось к нему. Несмотря на финансовые затруднения — он еще искал себе работу, — он был щедрым, и ей даже приходилось протестовать против его расточительности. Паула приносила ей так много цветов, что покупать еще, как он выразился, было «все равно что возить уголь в Нью-Касл»
note 3. Но он подыскивал ей книги, которые, на его взгляд, могли ей понравиться, он научил ее играть в маджонг, свою любимую игру. Казалось, он понимал ее без слов. И не было ничего удивительного в том, что в конце концов все ее внимание стало сосредоточиваться на нем. Как бы мила ни была Паула, она была занятой женщиной, к тому же находилась всегда в центре общественного внимания. Ее жизнь состояла из ежедневных репетиций, встреч с портнихами и фотографами, вечеринок и приемов. Жизнь Сигны была наполнена общением с Блэйком, и теперь ее уже почти не волновала ее прошлая жизнь в Малайе.
Тем временем Ивор оставался в Ливерпуле. По крайней мере, его визит к престарелой тете был истинной правдой.
Единственной родственницей, оставшейся у Ивора, была сестра его матери. Он даже не помнил собственных родителей, потому что его вырастила тетя Марта. В Ливерпуле он провел детство, и всем, что он помнил о доброте, заботе и привязанности, он был обязан этой преданной ему женщине, которая пожертвовала лучшие годы своей жизни, чтобы вырастить и воспитать его.
Когда Ивор бывал в Англии, он навещал маленький темный домик, стоящий на убогой улочке недалеко от собора. И мисс Марта Дункан, уже маленькая старушка в поношенной одежде, гораздо старше, чем мать Ивора, — ей было уже почти семьдесят, — неизменно была рада ему.
