— Догадайся! — шепотом сказал сын. — У нее очень редкая, но в то же время известная фамилия! — Голубой материнский глаз лукаво глянул с сыновнего лица. И закрылся опять. — Пап, а пап, дай пятьдесят рублей на мороженое! — Он проскулил это из-под одеяла.
Не хотелось портить себе настроение прямо с утра. Как только доктор вспоминал, какие противные гримасы может строить эта мордашка, какие обидные слова могут вылетать из ангельски пухлого рта, ему сразу хотелось куда-нибудь уйти и подольше не возвращаться. Он положил на тумбочку пятьдесят рублей и вышел из комнаты.
— Димке звонила? — спросил он жену, наливавшую кофе. Димка был старшим сыном.
— Звонила.
— Ну, как он?
— По-прежнему.
Димке было почти двадцать лет. Он был студентом третьего курса, только недавно развелся с женой и по этому случаю жил в квартире у бабушки. Он хорошо помнил, как родители отговаривали его жениться в девятнадцать лет, но представлял себя уже взрослым, пожившим на свете мужчиной, а потому к родителям жить возвращаться он не хотел. Особенно он не переваривал разговоры о том, что надо ценить здоровье, молодость, пребывание в институте, а не в армии. На прошлой неделе в ответ на такую ненавязчивую воспитательную беседу он заявил Усачеву, что все понимает и раздумывает в настоящий момент о двух вещах.
— Каких? — наивно поинтересовался доктор.
— Что лучше — повеситься или жениться снова? — с невинной улыбкой сообщил ему старший сын. Впрочем, спокойной жизни с ними не было никогда. Теперь вот дал прикурить младший.
Доктор ровным шагом прошел мимо табачного киоска, решив, что человек с сильной волей все-таки может заставить себя отказаться от курева.
В коридоре консультации то ли по случаю дождя, то ли раннего часа было совсем пусто. Только под дверью его кабинета сидели двое.
Дочка и мать, сразу определил он. Мать была пухленькая, еще хорошенькая, моложавая, похожая на его жену. Ему нравился такой уютный тип женщин. Дочка, как он заметил беглым взглядом, была по-подростковому угловатая, темноволосая, темноглазая. Из тех, что со временем перерастают в роковых красавиц. Или не перерастают, оставаясь на всю жизнь недоразвитыми гадкими утятами.
Он застегивал на животе халат, когда, робко постучавшись, в кабинет осторожно вошла мать.
— Чем могу? — Так он всегда начинал разговор, подражая своему старому профессору, у которого учился в ординатуре. А тот научился этому выражению у своего старого профессора, который в кабинет входил в лисьей шубе и терпеть не мог ждать, когда женщины, раздеваясь, путались в многочисленных нижних юбках.
— Доктор, у меня к вам большая просьба, — начала женщина, и глаза ее увлажнились. Он знал, женщины такого типа часто плачут, но не от слабости. В трудные моменты жизни они как раз проявляют удивительную стойкость. Поэтому они и нравились ему больше, чем нервные, гордые красавицы, но на самом деле скандальные и быстро ломающиеся истерички. — Доктор, пожалуйста, скажите моей дочери, что ей необходимо сделать аборт!
Чтобы сделать паузу и поразмыслить в трудных или сомнительных случаях, он шел к раковине и долго мыл руки. От частого мытья, от дезинфицирующих растворов кожа на руках сохла, и он смазывал ее кремом после бритья с витамином F.
— Ваша дочь сама должна сделать этот важный для нее выбор.
— Ей только шестнадцать лет, доктор. Она не понимает всех житейских сложностей. Она только повторяет как заведенная: «Я его люблю, я буду рожать, я хочу, чтобы у меня был ребенок!»
— Что же я могу сделать? — спросил доктор. — Это основной инстинкт. Против него медицина бессильна.
— А как же Шарон Стоун…
— У Шарон Стоун свои проблемы, у нас — свои, — твердо сказал доктор. — У большинства нормальных женщин основной инстинкт — рожать детей. Переть против природы нельзя! Но конечно, я вас по-человечески понимаю, — смягчился доктор, вспомнив свою домашнюю ситуацию. — Я объясню вашей дочери все, что смогу, но насильно делать аборт я не вправе!
— Доктор! Она учится в десятом классе! — В груди у Усачева похолодело от странного предчувствия. — Я растила ее без отца. Ее предполагаемый муж — школьник. Мы не выдержим рождения этого ребенка даже материально! Уговорите ее как-нибудь! Я вас умоляю!
Ему показалось, что женщина сейчас встанет перед ним на колени, и он замахал на нее руками. В этот момент, как всегда без стука, в кабинет влетела процедурная сестра.
— Вадим Сергеич! — загрохотала она свойственным только ей громовым голосом. — Срочно на врачебную конференцию в кабинет главврача!
— Извините! — Вадим Сергеевич торопливо скрылся в конце коридора.
«Это простое совпадение! Мало ли ко мне ходит беременных пятнадцатилетних дурочек. Неужели все они беременны от моего сына?» — уговаривал себя доктор в течение всех сорока минут врачебной «пятиминутки», плохо соображая, о чем на ней идет речь.
А пока доктор обливался холодным потом в кабинете главного врача, мать и дочь жарко спорили в коридоре.
— Я знаю, ты просила его, чтобы он сделал мне аборт! — почти кричала на всю консультацию дочь.
— Я всего лишь объяснила ему наше положение и хотела, чтобы он объяснил его тебе, если мои слова до тебя не доходят! — оправдывалась мать. — Ты не представляешь, какие муки, какие проблемы со здоровьем, с учебой, материальные, наконец, нам предстоят!
— Не выдумывай! Какие проблемы? Вон Людка родила — и опять как огурчик!
— Твоя Людка повесила дитя на родителей и порхает. А ты на кого собираешься повесить ребенка? Мне надо работать, тебе — учиться… Успеешь еще, родишь четверых!
— А если не рожу? Сама знаешь, на всех углах пишут: «Первый аборт опасен!» Ты потом будешь за меня отвечать?
— Почему это я? — удивленно спросила мать. — Ты беременная — ты и отвечай за свои поступки. Когда я была беременная, тогда я отвечала за свои.
— И меня родила!
— Ну, родила, — нехотя согласилась мать. — Но во-первых, я уже была замужем, а во-вторых, уже училась на втором курсе. А ты еще из школы не вылупилась!
— Вылуплюсь, не волнуйся! Как учителя узнают, что я беременна, так заочно оценки поставят, чтобы я только с животом в школу не ходила, глаза другим не мозолила, дисциплину не снижала.
— Господи, позор-то какой!
— Да какой позор! Старомодные взгляды! Это детей убивать — позор! В роддомах оставлять, по помойкам раскидывать… Но я же не собираюсь раскидывать своих детей по помойкам! Ну, мамочка!
— Ты уговариваешь меня, будто я не хочу покупать тебе новую куклу!
— Ну, мамочка! Ты можешь исковеркать мне жизнь! Если я не рожу, я не выйду замуж. А может быть, потом я уже никогда не выйду!
— И не выходи! Таким дурочкам замуж выходить противопоказано.
— Мама!
