– Никаких. И не будет у нас отношений, – сразу ощетинилась Оленька.
– Даже так? Квартиру нашла? – строго спросил пожилой врач, хотя знал, что ночует она в отделении. Оленька опустила глаза и слегка пожала плечами, давая понять, что жилье для себя так и не нашла. – Антонина Афанасьевна – моя давнишняя знакомая. Росли мы на одной улице, потом она уехала учиться, вышла замуж. И только недавно вернулась в родной город. Знаешь, по моим наблюдениям, люди часто возвращаются в родные места. Так вот. Это ей нужна сиделка, я говорил тебе. В доме есть комнаты, предусмотренные для…
– Прислуги? – подсказала Оленька.
– Ну, не совсем так. Но в общем смысле – да. Ей нужна профессиональная медсестра, которая позаботится о двух тяжелобольных. Ольга, платить она будет пятьсот долларов в месяц! Тебе также предоставляется бесплатное жилье и питание. Так как?
У Оленьки непроизвольно округлились глаза – это же невиданная сумма! Причем она полностью останется в сохранности. Все проблемы она сможет решить, поработав всего год. И квартиру снимет достойную, а не угол с хозяйкой и тараканами, и можно будет жить нормально, а то и в институт поступить на платное отделение. В принципе ей придется выполнять ту же работу, что и в больнице… Это стопроцентное везение! Но тогда ей предстоит уйти из больницы…
– А как же работа здесь? Трудовой стаж? – спросила Оленька.
– Сделаем так. Ты напишешь заявление на отпуск за свой счет пока на один месяц. Это, кстати, условие и Антонины. Ну, вдруг вы не поладите… Хотя ты коммуникабельная девочка, а все же… Или тебе не понравится у нее. В общем, всякое случается. А там видно будет. Так как? Согласна?
– Я похожа на сумасшедшую, способную отказаться от такого предложения? Спасибо.
– Собственно, меня не за что благодарить, она сама тебя выбрала.
– Как это? Не зная меня?
– Я дал список сестричек с незначительными комментариями. Она остановила выбор на тебе. Давай договоримся: о том, что я помог тебе найти работу, никто не должен знать. Не хочу осложнять отношения с Виталием. А вам, думаю, полезно пожить врозь. Разлука – вещь хорошая, выявляет позитивные и негативные стороны. Она либо укрепляет союз, либо разрушает его. Ну, иди. Антонина приедет за тобой через пару дней. Женщина она деловая, сегодня уезжает. Ты как раз все взвесишь и окончательно решишь…
– Я согласна без взвешиваний, – перебила его Оленька.
Она понеслась в ту комнатку, где под тахтой – неудобной и жесткой – покоились ее вещи. И столкнулась в коридоре с Виталькой.
– Срочно перевези все мои вещи сюда, – попросила его.
– Значит, ты твердо решила? – нахмурился он.
– Да, – сказала она, придавая интонации беспечность. Несмотря на то что уже не испытывала к бывшему мужу ненависти, все же не смогла отказать себе в удовольствии кольнуть его: – А знаешь, мне хорошо без тебя.
«Врезала» и прошествовала дальше. Оленька спиной видела его обмороженное лицо и торжествовала. О, как она торжествовала!
* * *
Напоследок Оленька решила еще раз дать Эмилю возможность отдохнуть и вечером отправила его домой.
Симона медленно, но все же шла на поправку, только поэтому он позволял себе ночевать дома, а днем уделять время делам. Кстати, о делах напомнила Оленька, ведь ему понадобятся деньги, чтобы поставить дочь на ноги. Разумеется, о гимнастике девочке предстояло забыть на веки вечные, ей ведь придется даже заново учиться ходить.
Впрочем, пока еще не могли поставить окончательный диагноз, Симону нельзя было тревожить, но прогнозы были неутешительные. Ко всему прочему, не давали покоя товарищи из прокуратуры, каждый день приезжали и требовали свидания с Симоной. Их наконец допустили к девушке, но после первого же вопроса у нее началась истерика. Эмиль был вне себя, грубо выпроводил следователей и попросил не пускать к дочери никого без его личного разрешения.
Влас, на зависть Олиным коллегам, подарил ей букет великолепных осенних цветов – нежно-сиреневые хризантемы, издающие чуть заметный терпкий аромат, кружащий голову. А может, хризантемы тут ни при чем, а внимание Власа, помимо воли, заставляло учащенно биться ее сердце? Не обделял Оленьку вниманием и Эмиль, что тоже вводило девушку в трепет.
Ну, и как это называется? Неужели муж прав, и Оленька скатывается до уровня шлюхи? Какой кошмар! А может, так и надо – жить на полную катушку, не признавая морали? Она запуталась. Действительно, будет полезно удалиться на некоторое время из больницы, потому что ее поведение наверняка многие расценят как «делаю назло мужу-изменнику». Удаленность от Витальки поможет ей разобраться в себе.
* * *
Ночь приходит в больницу раньше, чем в обыденной жизни. Да и чем заняться в палате, где развлечений ноль, разве что рассказы о чужих болезнях слушать? Скука здесь царит невообразимая, оттого в десять вечера основная масса больных уже крепко спит.
Ночью покой в больнице только кажущийся. Даже если все-все больные будут спать безмятежным сном, атмосфера здесь останется тревожной. Это место боли, болезни. Боль как бы витает в воздухе, будто ищет, к кому прицепиться. А там, где боль, навсегда поселяется и страдание. Страдают те, кто лежит в больнице, и те, кто переживает за близких. Ну, еще ожидание и надежда – постоянные «жители» больницы. В общем, атмосфера здесь всегда натянутая, неспокойная. Но это еще и надежное место, где всегда придут на помощь, где извне не грозит опасность…
Внутри Оленьки четко работает будильник: в нужное время она просыпается минута в минуту. Ровно в двенадцать она проснулась сразу, словно до этого не спала. Сев на жесткой кушетке, потянулась, на ощупь сунула ноги в больничную обувь и открыла дверь. В коридоре было мало света, стояла тишина. Трудно вообразить, что за многочисленными дверьми лежат люди. Однако тишина обманчива, по первому сигналу коридор наполнится суетой, здесь появятся врачи и медсестры.
Оленька бесшумно прошла дежурку, где медсестра дремала над книгой, в процедурном кабинете взяла стерильные салфетки и направилась в палату. Через каждые два часа она проверяла состояние Симоны, днем забегала чаще. Ей так хотелось порадовать отца девушки хорошими вестями, но, увы, состояние Симоны не улучшалось и не ухудшалось.
Поначалу в реанимации лежали три человека, но двоих уже перевели в обычные палаты, Симона осталась лежать между двумя пустыми койками. Хроническое недосыпание в течение долгого времени притупило сознание, Оленька все делала машинально, поэтому сразу не заметила, что в палате кто-то есть. Она подошла к девушке, склонилась и… только сейчас почувствовала присутствие человека. Он двигался за спиной, стараясь не шуметь. Посторонних в это время суток здесь быть не могло, и Оленька не то чтобы испугалась, просто недоумевала. Не разгибаясь, она оглянулась и бросила упрек:
– Это ты крадешься? Напугал.
– Извини, Оля, – раздался голос Лешки.
Когда она входила, он спрятался в углу, а затем стал тихонько пробираться к выходу вдоль стены, как воришка, забравшийся в чужую квартиру. Оленька переменила салфетки, укрыла девушку простыней, а Лешка несмело приблизился к ней, шепотом спросил:
