* * *
– Я тебя убью, Варька! – взревел Савелий и запустил банкой пива в стену. Он как раз приступил к ужину и включил телевизор, чтобы узнать последние новости. Узнал! Аппетит пропал, он скрипел челюстями и сжимал кулаки. – Ну ты и стерва! Ладно, я тебе устрою… свободу слова, твою мать!
* * *
Алена, Римма и Савелий были не единственные, кто интересовался городскими новостями. И в коттедже на Баррикадной за ужином «Фактопанораму» предпочли остальным передачам. Собственно, весь город каждый вечер смотрел местные каналы, ибо слухи об убийствах множились, соответственно интерес к ним возрастал. Татьяна Романовна схватилась за сердце:
– Неужели это правда?
– Что именно? – осведомился Борис Евгеньевич, хмуро поглядывая на экран с изображением тощей особы в очках, рассказывающей о маньяках.
– Эти ужасные убийства… – пояснила она, бросая салфетку на стол. – Думаю, детей нельзя без присмотра никуда отпускать.
– Мам, нас и так на смех поднимают… – вздумал возразить сын.
Татьяна Романовна строго прикрикнула на мальчика.
В это время Марина, убирающая со стола тарелки, коснулась грудью плеча своего возлюбленного, бросая косые взгляды на его жену. Он дернулся и отодвинулся, на что Марина обидчиво поджала губы и далее собирала посуду, хмуря брови.
Борис Евгеньевич встал из-за стола и отправился в кабинет. Последнее время его раздражала служанка, вернее, ее поведение. Как специально она делала так, чтобы жена заметила их интрижку. Правда, ночью он неизменно прыгал тайком от жены в постель служанки, не мешкая, делал дело и бежал в спальню или в кабинет. Чем хороша Марина, так это безотказностью в любое время суток. Тем не менее она начинала потихоньку качать права. С его точки зрения, это безобразие…
Антонина Афанасьевна и ее муж Святослав Миронович передачу смотрели в кабинете директора аптеки. Она сидела в кресле, он курил у окна. Закончилась передача, пошла местная реклама.
– Идиотка, – произнесла Антонина Афанасьевна, явно имея в виду журналистку.
Муж своего мнения по сему поводу не высказал.
В конце рекламы на экране появилась фотография Афанасия Петровича, и голос за кадром сообщил, что пропал такой-то. Пока перечислялись приметы и во что одет старик, Антонина Афанасьевна встала, нервно прошлась по кабинету, а потом остановилась у выхода и буркнула:
– Едем домой.
Святослав Миронович поплелся за женой, гремевшей связкой ключей.
* * *
Оленька ту же передачу смотрела с нескрываемым ужасом. В сущности, ей не перед кем было скрывать свои эмоции, она находилась в гостиной одна. Уж кто-кто, а Оленька знала, что убита психолог не случайно, как не случайно убита Симона. Пережив налет убийцы в больнице, Оленька старалась не пропускать передач на эту тему.
Внезапно ее как в сердце ударило со спины: на нее кто-то смотрит. Оленька напряглась, затем резко обернулась. На площадке перед спуском в гостиную стоял, тяжело дыша, Ростислав. Крупные капли пота блестели на его лбу. От неожиданности Оленька подскочила.
– Я зову тебя целый час, – бросил молодой человек злой упрек.
– Я не слышала… – пролепетала она. – Извини.
– Пошевелись, – процедил он.
– Да-да, сейчас, – пробормотала девушка и взлетела по лестнице вверх. – Тебе помочь добраться до комнаты?
– Где шприцы? – с подозрением спросил Ростислав.
– В твоей комнате. – Увидев, как у него дрожат руки, Оленька предложила еще раз: – Давай помогу…
– Я сам, – прервал он, повернулся и начал с трудом подниматься по лестнице.
Он приплелся к себе и, рухнув в кресло, властно положил руку на подлокотник, свирепо глядя на Оленьку. Она схватила жгут, перетянула на предплечье руку, затем взяла шприц с пятью кубиками. Ростислав устало прикрыл веки, нахмурил лоб. Оленька ввела в вену лекарство, но не все, чуть меньше кубика оставила. Затем, не вынимая иглы, вставила второй шприц, но и в нем оставила несколько капель лекарства. Положив ватку на место укола, Оленька взяла руку Ростислава за запястье и подвела кисть к плечу, сказав дежурно:
– Вот и все. Сейчас будет легче.
– Убирайся, – услышала она от него «благодарные» слова.
Оленька спустилась в гостиную, рассматривая шприцы. Чем же лечит мать сына? Или калечит? Надо узнать. Зазвонил телефон. Оленька взяла трубку.
– Оля? – звонил Влас. – Оля, мы не очень хорошо расстались… Давай встретимся на нейтральной территории? У тебя бывает выходной?
– Конечно. Ой, прости, приехала Антонина Афанасьевна.
Она бросила трубку и рванула сначала на кухню, доставая из кармана шприцы, купленные Мариной. Оленька лихорадочно содрала с них упаковку, надела на кончики иглы и бросила неиспользованные шприцы в мусорное ведро, как запланировала еще днем. Ничто не должно насторожить Антонину Афанасьевну.
После этого она поспешила в гостиную – не терпелось узнать новости о старике. Святослав Миронович уже находился там. Бросив недружелюбный взгляд в ее сторону, он отвернулся. В гостиную вошла Антонина Афанасьевна и, увидев вопрос в глазах Оленьки, сказала:
– Не нашли. Но все службы города ищут.
– Конечно, он найдется, – заверила Оленька и ушла в свою комнату. Она заперла дверь на ключ, для верности подергала несколько раз дверь за ручку и забаррикадировалась старым креслом. Отчего-то ей все равно было неспокойно…
* * *
– Она дура, – вывел Лешка после просмотра передачи уже в доме Эмиля и постучал пальцем по черепу. – У нее тут пусто, мозгов совсем нет.
– В том-то и беда, что мозги у нее есть, – грустно сказал Эмиль. – Только с небольшим дефектом. Она прекрасно понимает, что провоцирует его, но внушила себе, что избежит встречи с ним. Серия смелых репортажей, она считает, принесет ей славу и даст возможность устроиться на престижный телеканал.
– Это я уже слышал. Ну, пусть считает, только… следующей будет она.
– Слушай, Леша… – И Эмиль заходил по комнате, словно собирал мысли в углах. – Вот смотри: я – это он. А ты думай, что ты – он. Поскольку убита Березко, я… ну и ты… смотрим все передачи. Зачем?
– Чтобы знать планы в отношении себя.
– Значит, мы с тобой ищем проколы, недоработки, ищем то, что поможет избежать засады, так? В таком случае, посмотрев сегодняшнюю передачу, к каким выводам я приду? То есть ты придешь…
– Что все лохи.
– Допустим, – не удовлетворился ответом Эмиль, поэтому сел на диван напротив Лешки. – А еще что? – Лешка пожал плечами. – Да, трудно понять преступника такого рода. Мне кажется, он чувствует себя властелином, ведь он держит в страхе целый город. Это не один или два человека, а тысячи. Это первое. Березко говорила в своем интервью Варе, что у него два сильно развитых инстинкта: инстинкт самца и инстинкт самосохранения. А Савелий говорил, что у него страсть – убить. Значит, на фоне устрашения он удовлетворяет инстинкт самца-вожака в стаде, да? Отсюда страсть убить должна возрастать, так?
