– Ох, как сладко! Не вздумай умереть раньше времени, я не хочу лишаться столь изысканного десерта! – отчетливо донеслось изнутри.
* * *
Гро Гуттормсен сидел за стойкой трактира «Веселый шахтер», время от времени делая крошечные глотки из деревянной кружки с пивом, ручка которой блестела, отполированная от частого использования. Занятие это было для охотника непривычным – он не любил алкоголя, не любил трактиров, особенно таких. Неопрятное, грязноватое помещение, слишком часто стоящие столики, тусклое освещение и неприветливый хозяин. Официантов не было – хозяин не видел смысла расходовать деньги на оплату работника, как не было повара, и даже самой кухни. В этом заведении все было подчинено одной простой задаче – обеспечить как можно большее количество посетителей дешевым пойлом. И получить максимальную прибыль, конечно. Посетители в трактире были соответствующие – и их было много. На Пьяную улицу стекаются со всех окрестностей те, кому удалось раздобыть немного денег, чтобы купить на них чего-нибудь крепкого и забыться до следующего утра, когда придется просыпаться, ощущая всю серость и мерзость мира, и, главное, собственную мерзость и никчемность. Когда нужно будет как можно скорее найти еще немного монет, чтобы поскорее забыть об этой никчемности. Поэтому трактир процветал, несмотря на то, что он был грязным, тесным, в нем нельзя было заказать еду, максимум – закуску, виски было отвратительным и воняло сивухой, а пиво – разбавленным. Никому из посетителей до этого дела не было, и даже водянистое пиво никого не возмущало. Пиво здесь заказывали только для того, чтобы добавить в него виски – так меньше чувствовался мерзкий вкус последнего, а опьянение приходило быстрее и выключало сознание резче и на больший срок.
Обычно гро Гуттормсен такие места обходил стороной. Это не было проявлением снобизма или брезгливости, просто много лет назад, в детстве, маленького Нильса постоянно избивал пьяный отец. Его, двух его младших сестер и брата, и его мать. Отцу было, в общем, все равно, на ком вымещать досаду за свою жалкую жизнь. Когда он наконец умер, Нильс так и не смог понять, почему мама плачет. И даже не сразу смог простить ей эти слезы. Сам он испытывал только огромное облегчение и таких же масштабов сожаление, что этого не случилось раньше. С тех пор прошло больше пяти десятков лет, Нильс стал охотником, его заработков хватило на то, чтобы дать хорошее образование брату и сестрам, и даже на то, чтобы обеспечить достойную старость матери, и, конечно, он почти не вспоминал отца. Но он по-прежнему ненавидел алкоголь. Ненавидел трактиры и ненавидел пьяниц. И не только ненавидел, он их боялся и ничего не мог с этим поделать. Страх никак не проявлялся – по крайней мере, ничего такого, что могли бы заметить посторонние, но у него всегда пробегали мурашки по спине, когда он видел угрюмое, опухшее лицо и чувствовал запах перегара. Точно такое же ощущение, какое возникало при виде одержимого. В этом-то и крылась проблема.
Одержимый был здесь, в трактире. Охотник это чувствовал, но не мог определить, кто именно из посетителей одержим. Они все казались ему одержимыми, а может, это так и было, но только один из них был одержим не виски, а злобным духом, целью существования которого является причинять мучения разумным.
Охотник сидел в «Веселом шахтере» третий час и уже отчаялся вычислить убийцу. Он точно знал, что одержимый – не трактирщик, потому что последний не употреблял спиртного и не вызывал у Нильса отторжения – только раздражение из-за занятия, которое он выбрал для зарабатывания на жизнь. А посетители выглядели одинаково – угрюмые, с сальными волосами и нечистыми руками, они сидели за столиками, бессмысленно уставившись в одну точку, или вели бессвязные разговоры с собутыльниками. Трактир почти никто не покидал – завсегдатаи не привыкли выходить из-за стола до закрытия. Даже если деньги кончались раньше, чем удавалось потерять сознание от пьянства, страждущий оставался на месте, в надежде разжиться спиртным у тех, кому сегодня повезло больше. Когда заведение прекращало работу, трактирщик просто выволакивал уснувших на улицу, под коновязь, снабженную небольшим навесом, никогда не использовавшуюся по другому назначению. Отсюда посетители постепенно разбредались сами, разбуженные холодом или сыростью. Некоторым помогали более крепкие товарищи, но нечасто – в этом обществе были редки проявления заботы или дружеских чувств.
Гро Гуттормсен заказал очередную кружку пива и влил в нее щедрую порцию виски из ополовиненной бутылки мутного стекла, которая стояла перед ним. Как и всякий опытный охотник, он знал множество трюков, которые могут помочь в опасной профессии. Например, он время от времени виртуозно подсовывал полную кружку пива своему соседу по стойке, взамен забирая его опустевшую так, что этого не мог заметить никто в зале, даже сам «обманутый» посетитель. Когда Нильс зашел в трактир, тот уже сидел на своем месте, цедя последнюю порцию, на которую хватило денег, и появление охотника для пьяницы стало настоящим даром небес. Он не задумывался, почему его кружка все никак не опустеет, он просто радовался чуду. Охотник не мог нарадоваться устойчивости своей жертвы. Неизвестно, сколько он выпил до его прихода, но за последние три часа Нильс споил ему не меньше четырех кружек крепкого ерша, и пьяница оставался при этом в состоянии поднимать кружку и делать глотательные движения. Гро Гуттормсен, наконец, смирился с тем, что здесь вычислить одержимого у него не получится. Придется ждать закрытия и притвориться пьяным. Он почти не сомневался, что одержимый окажется среди тех, кого уложат под коновязь. Дождавшись, когда разбредутся все свидетели, он перенесет двух собутыльников в какое-нибудь укромное место, которых здесь хватает, и, может быть, у него хватит наглости сделать еще один рейс за оставшимися. Отличный улов за одну ночь для одержимого. Остается дождаться, когда жертвы придут в себя достаточно для того, чтобы чувствовать боль, и можно приступать к развлечению. Не слишком надежный план, но других идей у него не было. В любом случае, одержимому не удастся уйти.
Нильс снова незаметно поменялся кружками с безымянным пьянчугой справа. Тот перестал выказывать даже вялое удивление тому, что напиток в его кружке чудесным образом не кончается. Он, кажется, твердо решил достичь-таки дна посудины и с маниакальным упорством вливал в себя глоток за глотком. Его уже дважды вывернуло прямо под стойку, благодаря чему и без того не радующая приятными запахами атмосфера в таверне стала совсем уж невыносимой – ни хозяина, ни окружающих это не возмутило. Обычное дело в этом заведении.
«Помрет от перепоя, пожалуй, – отстраненно подумал охотник. – Туда ему и дорога».
Наконец, хозяин поднялся из-за стойки и проследовал к двери.
– Все, выметайтесь отсюда, подонки грязные. Мы закрываемся, – хрипло проворчал он. Те, кто был в состоянии, без возражений выбрались из-за столов и побрели к выходу. Некоторым это даже удалось, другим помог хозяин. Остались только те, на кого внешние раздражители уже не действовали. Хозяин выругался и привычно ухватил двух ближайших, волоча их к выходу. Сегодня постояльцев у коновязи набралось всего пятеро – даже посетители Пьяной улицы знали о появлении в окрестностях одержимого, и большинство предпочли остаться дома или хотя бы не набираться до потери сознания. Остались только самые храбрые или равнодушные к собственной судьбе. Гро Гуттормсен позволил трактирщику перетащить себя на улицу – он внимательно прислушивался к своим ощущениям, все более убеждаясь, что не ошибся в своих предположениях. Среди тех, кто ушел самостоятельно, одержимого не было. Охотник позволил сбросить себя на землю. Ощущая спиной холодные мокрые камни брусчатки, Нильс думал, что в его возрасте такие приключения перестали быть безобидными. В молодости ночевка на голой земле не была чем-то из ряда вон выходящим. Даже простуда не цеплялась, а теперь, после десяти минут согревания своим телом булыжников, ему наверняка предстоят несколько неприятных дней – нужно будет лечить застуженные почки. Ему подумалось, что рано или поздно ему придется отказаться от своего ремесла, если он не хочет быть однажды убитым одной из тварей, на которых охотится. Собственно говоря, он уже и так давно не уезжал из дома, чтобы поохотиться в других районах – путешествия отнимали слишком много сил, да и охота давалась все труднее. Одержимые быстрее и сильнее, чем обычные разумные, и с возрастом эта разница только увеличивается. В деньгах он не нуждался, но игнорировать тварь, появившуюся в непосредственной близости, тоже не мог.
