– Почему Эмма бросила старшую школу? – интересуется Ханне.
Женщина сконфуженно смотрит на нее.
– Она никогда ее и не начинала. Все из-за этой ужасной истории с учителем труда.
– Истории с учителем труда? – повторяю я.
– Да, временным. Он приставал к Эмме. Его, конечно, уволили, но разве это помогло? Худшее уже случилось. Как можно надругаться над невинной школьницей, за которую ты в ответе? Надо быть чудовищем. Но таких бог всегда карает. Он потом умер, этот учитель. Его убили. Ужасно, конечно, но мне его не жаль. К преступникам в последнее время слишком снисходительно относятся, вам так не кажется? Вам, работающим в полиции, это известно как никому…
Манфред осторожно ее перебивает:
– Этот учитель… Как его звали?
Тетя замолкает и смотрит вверх, напрягая память.
– Его звали Спик.
Ханне нагибается вперед и кладет руку поверх руки Лены Бругрен. Этот жест можно расценить как заботу или как с трудом сдерживаемое любопытство.
– Спик? Но это больше похоже на прозвище, Лена. А настоящее имя вы не помните?
Женщина моргает несколько раз. Мне кажется, она сейчас разрыдается.
– Нет, – вздыхает она. – Что-то иностранное. Он был иммигрантом. Я это уже говорила?
– Мигель Кальдерон? – подсказывает Ханне. Взгляд женщины проясняется. Она вздрагивает и медленно кивает. Челюсти напряжены, в глазах появляется осознание.
– Кальдерон. Да, так его и звали.
Эмма
Неделей ранее
Йеспер пытается захлопнуть дверь у меня перед носом, но я быстрее его. Просовываю ногу в походном ботинке (должен выдержать и воду, и камни) в дверной проём и блокирую дверь. Выхватываю прибор, купленный в Интернете, размером с мобильный телефон. Тыкаю им в Йеспера и нажимаю на красную кнопку. Он издает истошный крик, отпускает дверь и падает на пол. Я стремительно оглядываюсь по сторонам и вхожу в теплую прихожую. Закрываю за собой дверь. Электрошокер не опасен, так написано в инструкции. Он только парализует человека на пару минут. Здоровому человеку от этого вреда не будет. А Йеспер здоровый и крепкий мужчина. Но, как многие здоровые счастливые люди, он не осознает, как ему повезло, и нуждается в небольшой встряске.
Я запихиваю электрошокер в карман и нагибаюсь над Йеспером. Достаю прочный двусторонний скотч и обматываю им его запястья за спиной. Йеспер дёргается, пыхтит и сопит, но почти не сопротивляется, что вызывает у меня недоумение. Слишком все легко. Я представляла в голове, как мы деремся не на жизнь, а на смерть, катаясь по полу в прихожей. А он просто лежит передо мной, беспомощный, как ребенок. Обычный мужчина средних лет, ставший жертвой собственного эгоизма.
– Это не опасно, – сообщаю я. – У меня не было выбора. Нам надо поговорить. Ты должен объяснить свои поступки.
У него дергаются руки, слюна струйкой стекает изо рта. Это вызывает у меня отвращение. Он напоминает мне прикованного к больничной койке старика.
Йеспер кашляет.
– Развяжи меня, черт возьми. Мне больно.
– Мне жаль, – говорю я, – но тебе придется меня выслушать. А потом мы посмотрим.
Он не отвечает. Лежит на боку на полу с жалким видом. Грудь бурно вздымается, глаза закрыты, словно он не хочет меня видеть. Я снимаю куртку, скатываю и кладу ему под голову. Сажусь рядом на полу и провожу рукой по его волосам.
– Что тебе нужно? – шепчет он.
– Я хочу знать почему.
– Что почему? – спрашивает он растерянно. Видимо, это последствия электрошока.
– Почему ты меня бросил? Почему забрал мои деньги? И картину? Почему уволили меня? Почему убил моего кота? Почему? Зачем?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Он отвечает мне с таким жестоким равнодушием, словно обращается к вору, забравшемуся к нему в дом, а не к своей девушке. Я достаю электрошокер и снова нажимаю красную кнопку, чтобы показать ему, что не потерплю такое обращение. Йеспер дёргается, стонет и затихает.
– Хватит издеваться. Ты наигрался со мной вволю, а потом выбросил как надоевшую игрушку. И я хочу знать почему. Я что, хочу слишком многого?
Он не отвечает, только прерывисто дышит. В паху у него быстро расползается мокрое пятно.
– Ты убил нашего ребенка, – шепчу я.
Он издает звук, похожий на кашель или сухой смешок.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – повторяет он.
Я раздумываю, не повторить ли электрошок, но решаю, что пока не стоит. Я не хочу причинить Йесперу вред. Мне только нужно получить объяснение.
– Почему ты пропал?
Йеспер набирает в грудь воздуха и впервые смотрит на меня. Глаза у него красные от полопавшихся сосудов. Взгляд мечется между мной и потолком.
– Это ты написала то письмо? – спрашивает он.
– Да.
– Я решил, что лучше не отвечать.
Он вздыхает и сворачивается на полу калачиком. После паузы снова говорит:
– Как тебя зовут?
– Что? Ты же знаешь, что меня зовут Эмма.
– Эмма, пожалуйста…
Слезы текут у него по впалым щекам, когда он продолжает:
– Можешь меня выслушать?
– Конечно.
Я опираюсь на стену, скрещиваю руки на груди и готовлюсь слушать, пораженная его внезапной податливостью.
– Я знаю, что ты думаешь, что мы знакомы. Что мы… близки. Но на самом деле это не так. Я тебя не знаю. Мы никогда не встречались. Того, о чем ты говоришь, не было. Я не предавал тебя, не изменял тебе, не убивал твоего кота и тому подобное. Все это только у тебя в голове, понимаешь? В твоем воображении. Ты и я… мы никогда не встречались… Я не знаю, как тебя убедить, но… Ты ведь не плохой человек.
Я ложусь на пол, прижимаюсь щекой к холодной плитке. Его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего. Я думаю о том, врет ли он или действительно верит в то, что говорит. Может, он просто вытеснил меня из своего сознания?
– Ты бросил меня в день нашей помолвки. Я не знаю, что послужило тому причиной, но догадываюсь, что все дело в этой девице. Ведь ты не знал, что я была беременна?
Он не отвечает. Лежит неподвижно и беззвучно плачет. Я продолжаю:
– Ты бросил меня… Но такое случается. Я могу это понять. Но не понимаю, почему тебе нужно было разрушить мою жизнь… уничтожить меня…
Его лицо искажается гримасой боли. Мне становится его жалко, и я кладу руку ему на щеку.
Мы тихо лежим на холодном полу. Его дыхание успокаивается, слезы иссякают.
– Йеспер, все будет хорошо.
Он кивает. Ниточка слюны стекает на пол.
