Мать вздрогнула и перекрестилась:
— Спаси и сохрани.
Родители Оксаны входили в группу верующих, которые называли себя «Апостолами Господа». Церковь они не посещали, а собирались в каком-то доме на окраине городка, молились по каким-то своим тетрадкам, сами читали и толковали Библию. Глава их группы — отец Борис — и его жена Полина не ограничивались толкованием святых книг. Они требовали, чтобы и все семейные вопросы обсуждались совместно. Однажды мать Оксаны оговорилась, что девочка мечтает стать врачом и поехать учиться в Москву. Матушка Полина осудила это решение. Отец Борис поддержал ее и добавил, что не стоит молодой девушке ехать в большой столичный город, где столько соблазнов и разврата. Если уж она так хочет служить страждущим, пусть устраивается няней или санитаркой в местную больницу. С тех пор родители не оставляли Оксану в покое. Как потом узнала Света, все кончилось ультиматумом: ей никто не станет посылать денег, если она пойдет против воли родителей. Оксана перестала спорить с ними, доказывать что-либо. Просто замолчала и больше не участвовала в этих разговорах. А Светлана рассказала обо всем бабушке. Вечером Елена Васильевна поговорила с соседкой Ниной, и та помогла Оксане устроиться на ночные дежурства в своем отделении, чтобы девушка могла сама заработать денег на дорогу и на первое время жизни в Москве. Родители Оксаны успокоились, решив, что дочь последовала их совету. Так и уехала Оксана, не получив родительского благословения. Отец Борис и, главное, матушка Полина усмотрели в том гордыню и настаивали на том, чтобы родители непослушной девицы отдавали деньги в общину, вместо того чтобы отправлять ей на всякие развратные дела. Отец оказался менее стойким и менее последовательным, чем его жена...
Светлана в который раз отметила, насколько несовместимые качества присутствуют в Оксанином характере — решительность и мягкость, твердость и чуткость, хотя, случалось, что она была и слишком безапелляционной. И уж если вбивала себе что-нибудь в голову, ее было трудно переубедить.
— И вот еще, что я хотела тебе рассказать, — спохватилась Оксана. — Передачу «Никто не забыт» я смотрела в больнице! — торжественно произнесла она.
— И что? — недоуменно спросила Светлана.
— К нам поступила больная, жена одного режиссера. Я ухаживаю за ней... И я ей рассказала про тебя и про Елену Васильевну. Она обещала поговорить со своим мужем...
— А кто ее муж?
— Казимир Александрович Сомов! Не знаешь? У него Новый музыкальный театр.
— Ты с ума сошла! — только и смогла проговорить Светлана.
— Это мы еще посмотрим! — вздернув подбородок, заявила Оксана на прощание. — А вот я бы на твоем месте походила к нему на спектакли и посмотрела репертуар театра.
Глава 11
— Кто в вашей группе знает французский язык и кто хочет принять участие в организации выставки работ Муратова, зайдите ко мне, — объявил Евгений Тихонович и удалился в деканат.
— Французский? — обрадовались Алла и Катя. — Значит, выставка за границей? Неужели в Париже? Супер! Ты ведь тоже знаешь французский, — обратились они к Светлане.
— Знаю, — нерешительно протянула она. — Со мной Елена Васильевна занималась, с детства.
— Повезло, значит, поедем вместе, — тормошили ее Катя и Алла. — И с документами, и с визами не надо возиться. Все без тебя будет сделано. Класс!
В аудитории поднялся шум. Кто-то громко сетовал: зачем он учил немецкий, когда надо было идти на французский. Не дав Светлане опомниться, Алла и Катя, подхватив ее под руки, увлекли за собой. В деканате уже стояли Даня и Слава, тоже знавшие французский.
— Ого! Сколько желающих, — вскинул брови Евгений Тихонович. — Не ожидал. Спасибо.
— А где будет выставка? — деловито осведомилась Катя. — В Париже?
— Вам сразу Париж подавай, — усмехнулся Евгений Тихонович. — Нет, поездка значительно скромнее. В Африку. Слыхали про такую страну — Драгомею?
— В Африку-у-у-у, — разочарованно протянула Алла. — Там же... воюют.
— Ну, положим, не все, — засмеялся Евгений Тихонович. — Есть пока еще и тихие места. Иначе мы не стали бы предлагать вам ехать. А вот поработать придется всерьез. Так что настраивайтесь не на отдых, а на рабочий лад.
— А как же занятия? — спросил кто-то.
Евгений Тихонович удивленно вскинул брови:
— Такая поездка даст вам ничуть не меньше, поверьте мне.
Катя и Алла переглянулись и отступили:
— Мы подумаем. Пойдем, Свет.
Но Светлана, увидев, как насмешливо смотрит на них Евгений Тихонович, сжала губы:
— Я поеду.
— Принесите завтра на занятия паспорт, — обращаясь ко всем, — сказал Евгений Тихонович.
На другой день Алла и Катя с жаром принялись доказывать Светлане всю нелепость ее решения.
— Моя мама сказала: ни в коем случае. Там можно подхватить любую заразу. Сплошная антисанитария.
— И мне домашние заявили: только сумасшедший может решиться ехать туда. Они вообще не поняли, зачем надо такому известному художнику ехать в такую дыру? Это все равно что устраивать выставку в какой-нибудь Тынде.
Но Светлана отнесла паспорт Евгению Тихоновичу. У него на столе уже лежал один. Как потом оказалось, Данин. И все. Количество желающих резко сократилось.
Евгений Тихонович, заметив выражение ее лица, проговорил:
— Если передумаете — предупредите заранее.
— Я не передумаю, — сердито возразила Света.
— Хорошо, — кивнул куратор, — будем надеяться, что мне не придется зря хлопотать.
...— Брр, — передернула плечами Снежана, которая спустилась в вестибюль, чтобы проводить Светлану.
На улице моросил мелкий дождь, холодный ветер налетал на прохожих, бесцеремонно дергал у них зонтики из рук, пытался разметать полы плащей.
— Хорошо тебе — скоро согреешься, — без всякой веры в то, что где-то на белом свете в данную минуту может быть теплее, сказала Снежана.
— Дальше не ходи, — махнула рукой Светлана и, подхватив легкую сумочку, навалилась на дверь. Дверь была тугая, а тут еще ветер. Ей едва удалось справиться. Забросив сумку на плечо, она, наклонившись вперед, зашагала в сторону метро.
Максим стоял возле того дома, где прошло его детство. Тогда дом был совсем новенький. Его выстроили для русских специалистов, которые приехали налаживать линию для консервного завода по изготовлению сока из манго, апельсинов, ананасов.
Маленькому Максиму дела не было до завода. Он жил своей жизнью, которая начиналась рано утром. Он вскакивал даже раньше отца и тотчас бежал к Полю в сад. Тот сидел неподалеку от ворот: маленький, черный как головешка, с черными кудрявыми волосами, блестящими, как агат, глазами и с невероятно доброй улыбкой на худом лице.
