— А может быть, и зря, — посерьезнела Зоя. — С папой ты не слишком счастлива. — Она произнесла это как само собой разумеющееся, и Фейт пришла в ужас:
— Ты говоришь ужасные вещи!
— Я говорю правду. Он почти с тобой не разговаривает. Не ценит, не поцелует, не обнимет никогда.
— Папа не любит демонстрировать свои чувства на людях.
— И как же ты поступаешь — будишь его, если он засыпает за три часа до того, как ты ложишься в постель? Мам, я не дурочка. Вспомни, как он с тобой разговаривает. Ты заслуживаешь лучшего.
Откровенность Зои потрясла Фейт — плохо, что в свои восемнадцать лет девочка пришла к таким неутешительным выводам. Она считала замужество матери неудачным. Хотя и сама Фейт не решилась бы утверждать обратное, но ей хотелось представить его терпимым — лучше, чем дела обстояли на самом деле.
— То, что ты сказала, неправда, — заявила она дочери. — Мы с твоим отцом счастливы, у нас полное взаимопонимание, и нам друг с другом удобно.
— Ничего подобного, — взвилась Зоя. — Это ему удобно, а не тебе. Как можно жить с человеком, который тебя унижает и не считается с твоим мнением? Ты же постоянно подлаживаешься под него. Но наступит день, когда ты кого-нибудь полюбишь и уйдешь от отца. Я бы очень этого хотела. Элли, конечно, не поймет, но это тебе придется пережить. А я буду на твоей стороне.
— Зоя! — Фейт крепко обняла дочь и прижала к себе. — Как ты можешь говорить такие вещи об отце?
Оказалось, Зоя прекрасно разбиралась в том, что происходило в семье.
— Могу, потому что люблю тебя и желаю счастья. Я рада, что ты идешь учиться, может, там кого-нибудь встретишь. — Зоей завладела навязчивая идея найти матери ухажера.
— Я не желаю никого встречать. Я замужем, люблю твоего отца и уходить от него не собираюсь.
— А стоило бы! Хотя бы к тому же Брэду, — не сдавалась дочь.
— Ну уж никак не к Брэду, — возмутилась Фейт. — Он мне как брат.
— И о чем же вы с ним переписываетесь? — Зоя не могла скрыть своего любопытства.
— Да так… о тебе и об Элли, о его сыновьях, о его работе, о моей учебе. О моем брате Джеке. О его жене и об Алексе.
— Неплохо. А как он выглядит? Сколько ему лет?
— Высокий, зеленоглазый, черноволосый, ямочка на подбородке. Сорок девять лет.
— Симпатяга?
— Наверное, я не думала о нем с этой точки зрения. Он мне как родной! — Однако Фейт слегка лукавила. И в этот его приезд, и на похоронах Чарльза Фейт заметила, какой Брэд привлекательный, но не думала признаваться в этом дочери, а то бы та стала совершенно невыносимой.
— У тебя есть его фотография?
— Нет.
— Ну вот, опять, — победно воскликнула Зоя.
— Что опять?
— Когда ты о нем говоришь, у тебя сияют глаза. Я права, ты его любишь.
— Зоя Мэдисон, перестань городить чушь!
— Вот видишь, я не ошиблась! Ты, возможно, еще сама не отдаешь себе в этом отчета.
— Я знаю его тридцать девять лет, поздновато влюбляться.
— Никогда не поздно. Может, он еще уйдет от жены.
— Может, ты наконец успокоишься?
В этот момент в дверь просунулась голова Алекса. Глава семьи сердито посмотрел на женщин.
— Ты что, еще не готовила ужин? — спросил он Фейт. — Есть хочется, почти семь часов.
— Извини, Алекс, сейчас начну.
Алекс кивнул и закрыл за собой дверь, а Зоя покосилась на Фейт:
— Посоветуй ему купить себе рабыню.
— Зоя!
— Пусть сам приготовит обед или сводит тебя в ресторан. Слабо?
— Он очень занят, всю неделю разъезжал. Устал. И сегодня весь день работал в конторе.
— А ты наряжала елку! Убралась в моей комнате, кстати, спасибо. Приготовила мне завтрак, теперь готовишь ему ужин. А не просто сидишь, сосешь карамельки и смотришь телевизор.
Фейт представила эту картину и рассмеялась. Дочь, сверкая глазами, последовала за ней на кухню.
— Будешь ужинать дома? — спросила Фейт. Она заглянула в холодильник и обнаружила, что бифштексов хватит на всех.
— Нет, куда-нибудь схожу. И тебе бы неплохо. — По поведению Алекса было незаметно, чтобы он собирался пригласить жену в ресторан. Впрочем, Фейт не возражала приготовить ужин. Она занималась этим двадцать шесть лет. И что бы ни думала Зоя, недурно справлялась со своими обязанностями. — Почему бы ему не сводить тебя в кино?
Зоя была права. Они несколько месяцев не ходили в кинотеатр. И вообще смотрели кино всего несколько раз в год. Но Алекс не любил кинотеатры и всегда приходил домой уставшим.
— Что-то ты слишком разошлась. Сначала решила, что я завела роман, потом заключила, что отец уделяет мне мало внимания. Почему бы тебе не задуматься о чем-нибудь еще? — размышляла Фейт, продолжая готовить ужин.
— Я считаю, что тебе надо завести интрижку с Брэдом, — прошептала ей Зоя и, обняв мать, побежала по лестнице вверх.
Фейт покачала головой, но, укладывая бифштексы на гриль, улыбнулась. Зоя была замечательной дочерью. Однако то, что она сказала, было абсолютно невозможно.
Глава 11
Выходные промелькнули, как и не было, только подружки Зои то приходили, то испарялись из дома. Фейт жарила им мясо, расплачивалась за пиццу и такси, меняла постельное белье и полотенца, помогала дочери выбирать одежду, приводить в порядок новую прическу и не спала, дожидаясь, когда она возвратится домой. Фейт вздохнула с облегчением, узнав, что Зоя едет на вечеринку в Коннектикут на поезде, а не на машине. В ту ночь Зоя вернулась в три часа.
Фейт казалась, что она бежит кросс с препятствиями — такой творился в доме хаос, шум и кавардак. Алекс продолжал ворчать, и они с Зоей все сильнее раздражались друг на друга. Ему не нравились ее музыка, ее язык, заскакивающие в дом подружки, беспорядок, который они оставляли, и то, как они одевались. Ему казалось, что они похожи на бомжей, а их музыка просто непристойна, что отчасти было совершенно справедливо. Но Фейт привыкла и терпеливо сносила все причуды и моды восемнадцатилетних. И Зоя во время каникул не раз называла мать «невероятно клевой».
В понедельник вечером из Санкт-Морица позвонила Элли. Зои в это время дома не было. А Фейт с облегчением узнала, что у старшей дочери все в порядке. Она получала колоссальное удовольствие, катаясь на лыжах, обзавелась новыми знакомыми и сказала, что родные Джеффри с ней очень милы. Дочь была в восторге, но, к радости Фейт, не без ума от своего спутника. Слушая ее болтовню, Фейт подумала: может быть, Алекс поступил правильно — стоило принести такую жертву и позволить Элоиз съездить в Санкт-Мориц. Дочь замечательно отдыхала, гораздо лучше, чем в Нью-Йорке.
