Она склонилась к своей тарелке из страха, что кто-нибудь прочтет у нее на лице отчаянное желание спастись бегством. Ей хотелось в мгновение ока перенестись на Суон-стрит, подальше от этого бессмысленного вечернего ритуала, от этой пустой болтовни. Она, как шитом, прикрылась мысленной картиной: окно с видом на зелень и воду, что таинственно поблескивает в густеющем мраке, — и еще больше возжаждала уюта и покоя, которые сулила эта картина.
Подцепив на вилку немного риса, она попробовала и едва не выплюнула все.
— В самом деле гадость!
— Гадость не гадость, а грубить не следует, — сказал Джеймс, подавая поднявшемуся дяде его трость.
— Что делать, я по натуре грубиян, — удовлетворенно заметил тот. — Беатрис называет меня старым брюзгой.
— Не вижу в этом ничего лестного.
— А я вижу. — Леонард проковылял к двери, подумал, бросил Кейт невнятное «прошу прощения» и удалился.
— Я тоже прошу за него, — сказал Джеймс. — Леонард бывает невыносим.
Кейт только повела плечами, не решаясь заговорить из страха разрыдаться. Она хотела снова взяться за вилку, но промахнулась и столкнула ее со стола. Вилка лязгнула о плитку очень громко в полной тишине.
Джеймс придвинулся к Кейт и обнял ее за плечи.
— Да! Джулия заезжала с близнецами! — поспешно заговорила она, чтобы избежать дальнейших интимностей. — У нее теперь контактные линзы, а у детей — няня.
— Идем, — твердо произнес Джеймс, не давая себя отвлечь. — Поговорим в кабинете.
— Ты хочешь уйти от меня, ведь так?
Сидя во вращающемся кресле, которое когда-то казалось удобным, Кейт разглядывала индийского принца и задавалась вопросом, что могла в нем находить.
— Да, хочу, — наконец признала она.
Джеймс сидел у нее за спиной, на своем излюбленном месте — там, где читал газету, откуда наставлял ученика и где иногда дремал после обеда.
— А можно узнать, почему ты уходишь?
Вопрос был задан необычно ровным тоном, как если бы Джеймсу стоило усилий держать себя в рамках вежливости.
Кейт промолчала. Послышалось шуршание, потом шипение газа во включенном камине и наконец мягкий хлопок, с которым занялось пламя.
— Ответь. Кейт, — тем же тоном попросил Джеймс. — Повернись, посмотри на меня и ответь.
Она повернулась вместе с креслом. Он стоял у камина, слегка ссутулившись, и ждал, что она скажет.
— Я изменилась.
— Вот как? А то я все раздумывал, кто из нас изменился, ты или я. — Джеймс покинул свой пост и вернулся в кресло, но уселся уже не лицом к ней, а боком. — Решил, что главная перемена случилась все-таки со мной, что в твоих глазах я слишком состарился. — Он повернулся. — Понятно, что жизнь здесь тебе не в радость: мне за шестьдесят, а Леонард вечно чем-то недоволен. Все это уже не подходит ни тебе, ни Джосс.
Кейт сухо глотнула. Ну как пойти на разрыв, если человек с тобой так мил и предупредителен?
— Я устала заботиться о других! — Это вырвалось прежде, чем она успела прикусить язык.
— Понимаю.
— Вот как, ты понимаешь! — вдруг разозлилась она. — С чего ты взял, что понимаешь, а? По-моему, умники вроде тебя не затрудняются входить в положение тех, кого считают дурачками! Что в нас, дурачках, может быть интересного?
— Я вовсе не был снисходителен! — возразил Джеймс с оттенком горячности.
Кейт промолчала, только подтянула колени к подбородку и съежилась в кресле, обвивая колени руками.
— Это из-за порядка, который всегда был мне по душе? Или потому, что на тебя возложено слишком много обязанностей? — Джеймс вдруг запнулся и продолжал неуверенно: — Ты что… ты полюбила другого?
— Нет.
— Точно?
— Я полюбила комнату. Всем сердцем, понимаешь? Хочу туда перебраться, перебраться подальше отсюда!
— А может, все-таки поговорим о разнице в возрасте?
— Я не хочу тебя мучить! Не хочу и дальше все портить! Вот почему я ухожу. Я должна, должна это сделать.
— Не из страха, что за мной скоро потребуется уход?
Кейт опустила глаза.
— Ты меня еще любишь, хоть немножко?
— Не знаю, — пробормотала она, бросив быстрый взгляд. — Я тебя… боюсь.
— Нет, ты боишься себя, — мягко возразил Джеймс. — Во мне теперешнем видишь себя будущую, и это наводит на тебя страх.
— Думаешь, будет легче, если все разложить по полочкам?! — крикнула она. — Разговорами никто еще ничего не исправил!
— Ах, Кейт…
— Я не знаю, какой ты сейчас меня видишь: сумасбродной, бесчувственной или жестокой… — Кейт взмахнула руками, и ноги ее со стуком соскользнули с сиденья, — но, черт возьми, разве тебе не известно, что есть такая штука — инстинкт самосохранения?! Что иногда нужно вырваться из плена даже ценой чужой боли?!
Джеймс смотрел на нее во все глаза. Кейт продолжала кричать:
— Я хочу все объяснить, и я бы рада, но не умею подбирать слова! Как сделать, чтобы до тебя дошло?! Если я сейчас не пойду своей дорогой, жизнь потеряет всякий смысл, и я сломаюсь, понимаешь? Распадусь на мелкие части, которые будут уже ни на что не пригодны! Я должна, должна начать новую…
— …более молодую жизнь, — тихо договорил Джеймс.
Кейт перевела дух и ответила судорожным кивком. Потом опять заговорила — сбивчиво, неуверенно, потому что для того, что хотелось высказать, просто не было подходящих слов.
— Джеймс… я пытаюсь… пытаюсь поступить… правильно!
— Что ж, — еще тише начал он, — я всегда ждал этого какой-то частичкой своей души. Ты, конечно, беспокоишься насчет того, как я уживусь тут с Леонардом? А тебя не беспокоит то, как ты уживешься без меня?
Она вздрогнула, на миг охваченная зловещим предчувствием, но без труда подавила его с помощью привычной потребности скорее оказаться как можно дальше от виллы Ричмонд.
— За все приходится платить!
— В самом деле приходится, и в конечном счете понимаешь, что безбожно переплатил. Чем собираешься зарабатывать на жизнь?
— Кристина берет меня на полный рабочий день.
— Это тебя измотает.
— Ничего, как-нибудь.
— Позволь помочь тебе деньгами.
— Не-е-ет! — закричала Кейт, зажав уши ладонями. — Молчи, слышишь! Молчи! Я хочу быть свободна!
— Ах да, конечно, — сказал Джеймс, вставая.
— Я попрошу миссис Ченг и дальше присматривать за вами, а Джосс будет регулярно приходить в гости. Мы ведь уезжаем не на другой конец света.
— Джосс?
— Разумеется, она переедет со мной!
