— Я вижу, что натворила, и, будьте уверены, этим дело не кончится! — прошипела Джосс в сторону Сэнди.
В этот вечер Марк Хатауэй вынужден был проверить стопку вялых эссе на тему поэзии Сильвии Платт. Сам он был от Сильвии без ума, лекции о ней читал с блеском, и если не находил в группе отклика (что как раз и случилось в этом семестре), то заново задавался вопросом, какой смысл тратить время, силы и преподавательское рвение на третьесортные умы не самого престижного оксфордского колледжа. Ведь в самом деле он заслуживает большего! Зная, что проверка испортит настроение, Марк собирался прерваться на середине стопки, взбодрить себя стаканом вина, а потом уже браться за остальное. Закончить надо было к половине одиннадцатого, потому что на одиннадцать Кейт пригласила его к себе на Суон-стрит.
Когда Джосс исчезла со сцены, их отношения пошли в гору. Разумеется, не сразу. Несколько дней после ее ухода к Кейт вообще невозможно было подступиться, но в отсутствие опасной соперницы ожидание перестало так мучить, и Марк без труда проникся терпеливым, чутким пониманием. Прошло пять дней. Кейт понемногу оттаивала. На шестой она без предупреждения явилась на Вест-стрит, и хотя обошлось без чистосердечного раскаяния (которое, по мнению Марка, пришлось бы кстати), была нежна и податлива, как подобает любящей женщине. На следующий вечер он, по обыкновению, поджидал ее у черного хода. Они вместе отправились на Суон-стрит, где прямо в передней наткнулись на мистера Уинтропа.
— Куда это вы направляетесь? — нелюбезно осведомился тот.
Марк собрался ответить, но Кейт его опередила:
— Ко мне в комнату, которая, пока я исправно вношу плату, остается моей личной территорией.
Она и в постели была непривычно бойкой, и если подумать, то была лучшая ночь за все время их знакомства. Кейт даже не заикнулась про Джосс. Это заставило Марка поверить, что их отношения входят в новую фазу — фазу, на которой он будет значить для Кейт так же много, как она почти с самого начата значила для него. Наконец удовлетворенный личной жизнью, он готов был примириться даже с тем, что семя разумного, доброго, вечного (в данном случае поэзия Сильвии Платт) снова упало на бесплодную почву.
Под девятым эссе Марк написал: «Полагаю, вы намеренно восприняли прочитанное в гротескном виде?» — решив, что это будет достаточно элегантной критикой.
Увенчав этой тетрадью стопку уже проверенных работ и отложив ручку, он надавил на спинку кресла, чтобы как следует потянуться.
В этот момент в дверь постучали. Стук был тихий и робкий, незнакомый.
— Входите! — крикнул Марк, не торопясь выйти из удобной позы.
Вошла Кейт, заставив его вскочить под щелчок выпрямившейся спинки.
— Почему ты здесь?!
Это вырвалось ненамеренно. Кейт смутилась.
— Извини, мне не следовало вот так сваливаться тебе на голову…
— Вот еще новости! Я ужасно рад твоему приходу.
Он обнял ее, поцеловал, помог снять куртку, потом взял за руку и, все еще не в силах поверить, повлек к дивану.
— Меня выбрасывают на улицу, — со вздохом объяснила Кейт, усевшись.
— Что?!
— Старый Уинтроп. Сегодня опять торчал у двери. Сказал, что я веду себя как уличная девка, что от меня слишком много шуму и что сорок пять фунтов за такую комнату — это курам на смех.
— Вот негодяй!
— Требует, чтобы я убралась не позже пятницы. — Кейт прикусила губу. — Господи, до сих пор лицо горит!
— Бедная ты моя! — Марк ласково сжал ей руки. — Мне очень жаль.
— Правда? — Она вгляделась ему в лицо сквозь пелену слез. — Что-то непохоже.
— Ну, видишь ли…
Она попробовала отнять руки, но Марк держал их крепко. Наконец он начал смеяться.
— Что смешного? — рассердилась она. — Мерзкий старик осыпает меня оскорблениями, мне негде преклонить голову, а ты смеешься!
— Да уж, преклонить голову где-то надо.
Кейт испуганно встрепенулась, подумав о Джерико.
— Надеюсь, ты не предлагаешь?..
— Я предлагаю перебраться ко мне.
— То есть… сюда?! — Она резким движением высвободила руки и осмотрелась, как если бы видела комнату в первый раз. — Но это твой дом! В смысле ты обставлял его для себя.
— Ну, если бы в то время мы были знакомы, я обставлял бы его для нас двоих.
— О, Марк! — Она обратила к нему лучистый взгляд больших глаз. — Ты такой великодушный…
— Но?
— Но это уже совместное проживание… отношения на постоянной основе!
— Вот и хорошо. — Марк не мог справиться с улыбкой. — Сейчас я чего-нибудь нам налью…
— Это излишне, — сказала Кейт, когда он поднялся.
— Тебе нужно подкрепить силы после такого испытания, да и отпраздновать тоже не мешает. Смотри, сколько тут места! Гардероб для твоей одежды спокойно войдет вон в тот простенок… надо бы купить его поскорее… так, кровать двуспальная, тут проблем не будет… ложек, вилок, кружек и тарелок хватает. — Вне себя от счастья, Марк наклонился и стиснул Кейт в объятиях. — Кейти, милая моя! Дорогая! Приди ко мне, живи со мной и будь моей навеки!
— А как же независимость? — пролепетала она.
— Какой-то марксист писал, что свобода — это осознанная необходимость. Улавливаешь? Независимость, таким образом, — это правильно понятая зависимость. Ну а любовь вообще ставит точку на таких разговорах.
Он бегом бросился к бару и вернулся с двумя стаканами белого вина. Кейт послушно приняла свой.
— Ну же, улыбнись!
Она попробовала, но ничего не вышло.
— Ты безнадежна! Где счастье? Где облегчение?
Отпивая вино, Кейт думала: «В самом деле, где все это? Вообще что с тобой, дуреха? Это чудесная квартира, ты тут уже не раз наслаждалась жизнью, Джосс все равно больше не появится, так чего ради держаться за Суон-стрит, а если не понравится, всегда можно собрать вещи. И потом, глупая овца, если не сюда, куда ты пойдешь?»
Хью лежал в постели, курил сигарету за сигаретой. В окно, открытое на улицу, доносились шелест автомобильных шин, обрывки разговоров проходящих людей, щелчки секатора у живой изгороди, звуки музыки, шипение дождевальной установки — словом, все те звуки, без которых не обходится летний вечер. Джеймс предлагал выйти куда-нибудь выпить, но Хью отказался, сам себе удивляясь, — он не чувствовал ни малейшего желания. Наоборот, им владела сильнейшая потребность побыть наедине с собой и провести переоценку ценностей.
Он был как ребенок, только что получивший взбучку, и далеко не в фигуральном смысле слова.
С самого первого дня знакомства он не то чтобы невзлюбил Джосс Бейн, но и не проникся к ней симпатией. В его глазах это была вздорная, противная девчонка, типичный подросток без всяких перспектив на перемены к лучшему. Когда она вернулась, бесцеремонно вторгнувшись в чисто мужской клуб виллы Ричмонд, рассерженный Хью едва мог ее выносить еще и потому, что по непонятной причине Джеймс и Леонард явно были рады ее видеть. Но с течением времени вопреки упорному неряшеству Джосс в общей ванной, грохоту ее музыки и отсутствию в ней всякого намека на женственность он вынужден был признать, что под бесформенными толстовками и мешковатыми штанами скрывается интересная личность — странная, эксцентричная, но от того не менее сильная. Личность по-своему благородная и очень прямолинейная…
