Маруся вскочила, подошла к зеркалу. «Нет, мы с ней определенно похожи… – она повертела головой. – И дело даже не в том, что у нас глаза одинакового цвета, и волосы… А в чем-то другом, неуловимом! В выражении лица, в улыбке?.. Кажется, Сеня говорил, что я чем-то напоминаю Дашу… Бедная девочка. Борис Тягунов – вот кто отнял у нее радость жизни!»
Маруся ненавидела Тягунова, но, как ни странно, ей больше не хотелось мстить. «В самом деле, пойдем с Лёней в милицию, расскажем, как было дело…» Она снова повертела головой перед зеркалом.
«Может быть, Сеня, да и Лёня, полюбили меня именно за то, что я так напоминала их первую любовь?..»
Она снова села рядом с Урмановым, положила ему голову на плечо.
– Лёня…
– Да?
– У тебя есть фото Тягунова? Я хочу посмотреть на него.
– Вот уж… – неодобрительно фыркнул Урманов. – Ну ладно, сейчас.
Перелистал несколько страниц. Перед Марусей оказался тот самый общий снимок десятого «А», который она когда-то показывала официантке.
– Вот выпускной класс… А, тут его нет, впрочем, как и Даши. Даша постеснялась фотографироваться из-за ожогов на лице (хотя, если честно, они были практически незаметны), а Тягунов просто пропустил это мероприятие. Но где-то он у меня есть, подожди секунду… – он перелистнул еще несколько страниц. – Вот, это в девятом. Это он, – указал пальцем на небольшой квадратик с подписью – «Борис Тягунов».
Маруся вгляделась, и мурашки побежали у нее по спине. Этого человека она уже видела… Правда, он был намного старше, но не узнать его было нельзя!
Крупное лицо, тяжелый подбородок, немного сонный и тоскливый взгляд… Лицо жертвы и палача – одновременно. Такие лица никогда не забываются! Ершик коротко стриженных волос, крупные передние зубы видны в полуоткрытом рту… Самый настоящий Бобр! Они встречались три раза. Один раз – в Турции, перед тем как Маруся познакомилась с Арсением, второй раз – в Москве, перед тем как Арсений погиб, и в третий – перед тем как родился Егорка… Четвертого раза уже не будет никогда.
Борис Тягунов принял свою смерть именно там, где он убил Сеню, на Крымском мосту. «Вы, журавли под небесами, я вас в свидетели зову…»
Бориса Тягунова уже судили, приговорили и привели приговор в исполнение.
– Что с тобой? – перепугался Урманов.
– Это он.
– Кто?
Маруся перевела дыхание. Потом начала:
– Ты веришь в совпадения? Веришь в то, что хаос, который называется жизнью, подчинен строгим правилам? Можно сколько угодно смеяться над прописными истинами, но тем не менее их еще никто не отменял… Это случилось очень давно. Очень давно, – она на несколько секунд задумалась. – Мне было тогда двадцать восемь лет. Мы с моей подругой Людмилой отправились в Турцию для работы аниматорами. И вот в один прекрасный (в кавычках) день меня схватил за руку какой-то мужчина. Он страшно скучал, он был одинок… – И Маруся от начала и до конца, очень подробно, поведала Урманову обо всех этих встречах. И о том, как видела смерть Тягунова своими глазами.
– Мистика! – в конце ее рассказа ахнул Урманов. – Неужели такое возможно?
– Нет, это не мистика. Это… Это те самые Ивиковы журавли, о которых ты мне рассказал недавно. То, что еще называется – справедливостью.
Некоторое время они сидели молча, обнявшись.
– Прости меня, – пробормотала Маруся и потерлась щекой о его плечо.
– За что?
– За то, что я такая дурочка.
– Ты?.. Ну, неправда! – возмутился Урманов.
– Сам меня такой назвал!
– Ты же понимаешь, я шутил… А вообще, что такое ум? Давайте рассмотрим это с философской точки зрения, – оживился он. – Разве ум – это то, насколько человек образован или насколько хорошо он сможет воспользоваться сложившимися обстоятельствами? Не факт! Это что-то другое, я тебя уверяю.
Маруся улыбнулась:
– Тогда – что?
– Я не могу объяснить… но это точно что-то другое, – серьезно произнес Урманов. – Я еще подумаю, а потом скажу тебе. Сейчас не могу, слишком сложный вопрос…
«Борису Тягунову я тоже напомнила Дашу Рябинину. Потому он каждый раз узнавал меня в толпе, пытался заговорить… Хотел любить, но не умел, не мог – в первую встречу едва не сломал мне палец. Он был жесток. Если бы я не сумела от него вырваться, он раздавил бы меня – в буквальном и переносном смысле. Тогда, в последнюю встречу, он захотел догнать меня – чтобы никогда уже не отпускать…»
Урманов снова прижал ее к себе.
– А отчего Тягунов стал таким? – не выдержала, снова спросила Маруся.
– Непонятно. Наверное, какая-то родовая травма, как сейчас принято говорить. Потому что его мама, Надежда Львовна, очень любила его… Она его таким сделать не могла.
– А вдруг Егор будет таким же? Ты не представляешь, как я перепугалась тогда, на Крымском мосту, когда над моей головой стали летать все эти машины, когда я увидела мертвого Бориса Тягунова… Вдруг это как-то отразилось на Егорке?..
– Опять? – строго произнес Урманов. – Опять эти твои страхи! Послушай, Егор – совершенно нормальный ребенок. Нам не о чем беспокоиться.
Маруся прислушалась.
– Кажется, проснулся?! – она вскочила.
– Погоди, я сам проверю, – снова усадил ее Урманов. – Я же сказал – я беру на себя половину всех твоих забот, хлопот и страхов. Расслабься. Сиди тут, пей вино, чаек… Что хочешь делай, словом. Дай, в конце концов, почувствовать мне себя настоящим отцом.
И он вышел.
«На самом деле я боюсь только одного – что мой мальчик тоже забудет похоронить меня. Что он меня не любит. О господи, какая я дура – по-моему, только мне лезут в голову подобные глупости!..»
– А-а-а? – пробормотал он. Остатки сна еще кружились в голове. Быстро сел и обнаружил, что находится в каком-то незнакомом месте. Пощупал шишку у себя на лбу. Немного болело – но ничего, вполне терпимо… Зато ужасно хотелось есть, просто живот от голода подводило!
В комнату вошел мужчина.
– Кто это у нас тут проснулся, а? Егорушка!
Он улыбнулся, протянул к мужчине руки. Он уже знал его – с ним было весело и приятно. Но сейчас чего-то явно не хватало.
– Па?
– Да, это твой папа! – мужчина немного потряс его, потом пощекотал. Выло смешно. – Ну, пойдем.
Они прошли по анфиладе комнат.
– А вот мама. Мама, смотри, какой у нас Егорушка уже большой!
Тут он увидел ее – и в один момент понял, чего ему не хватало.
Ее.
Только рядом с ней мир имел смысл, только она заполняла его радостью. Она дарила силы жить, она была утешением. Она была – как свет, и не восхищаться ею он не мог. На какое-то мгновение он даже забыл о том, что голоден.
