Пенн Дитон.
Боль пронзила мою грудь, а потом свернулась клубком раскаяния, печали, стыда, вины и подступила к самому горлу. Дыхание вырывалось хрипами, пока взгляд скользил вдоль ряда цветных фотографий, останавливаясь на четвертой слева.
Слезы кололи глаза, и я сморгнула их, уставившись на юношу, который улыбался мне.
Пенн… Меня всегда завораживала его улыбка. Широкая. Зубастая. Его ничуть не смущал сколотый передний зуб. Во всяком случае, до средней школы. У него были красивые карие глаза, обрамленные тяжелыми ресницами, и волосы цвета воронова крыла. Всегда ниже всех, даже на этой фотографии по пояс он выглядел узкоплечим. Тщедушным. Не знаю, сколько времени прошло, но мои щеки стали влажными от слез, и тушь на ресницах наверняка растеклась.
Хлюпая носом, я погладила большим пальцем его фото. Как жаль, что нельзя вернуться в прошлое, обратить внимание на знаки свыше. Я бы многое отдала за то, чтобы заново пройти тот отрезок жизни, не совершая того, что мы…
Судорожно вздохнув, я захлопнула альбом. Он выскользнул из моих рук и шлепнулся на пол. Я вскочила с кровати, обошла вокруг альбома и поспешила в ванную. Трясущимися руками я схватила влажную салфетку и наспех стерла черные разводы под глазами.
Не думай об этом. Не думай.
Подправив макияж, чтобы не выглядеть законченной наркоманкой, я выбросила салфетку в мусорную корзину и пошла обратно в спальню. Схватив альбом двумя пальцами, словно ядовитую змею, я затолкала его на полку.
Мне предстояло встретиться с отцом, и я заторопилась.
Перед уходом я взяла с комода небольшую шкатулку и, присев на кровать, порылась в своих украшениях, выискивая браслет, который папа подарил мне на мой семнадцатый день рождения. Это был бриллиантовый теннисный браслет
[19], слишком дорогой и изысканный, чтобы его носить, но я всегда надевала его на свидания с отцом. Мне казалось, что это правильно.
Отодвинув в сторону пару серег-колец, я нахмурилась и поджала губы. Куда подевался этот чертов браслет? Не обнаружив его в шкатулке, я встала и пошарила на комоде, подумав, что могла нечаянно обронить его, когда снимала в прошлый раз, но под руку попадались лишь какие-то безделушки и выцветшие чеки.
– Какого черта? – пробормотала я, вытряхивая содержимое шкатулки.
Я тщательно перебрала все украшения, но оказалось, что пропал не только браслет, но и кольцо, которое Гэвин подарил мне на Рождество два года назад – помолвочное, из белого золота, с крошечным сапфиром. Он горбатился, чтобы заработать на него, три месяца в прачечной у отца. Когда мы расстались, я хотела вернуть ему кольцо, считая, что больше не вправе его носить, но Гэвин настоял на том, чтобы оно осталось у меня.
И вот теперь ни браслета, ни кольца.
Неужели я переложила их в другое место? Я пробежалась взглядом по комнате в последней попытке отыскать пропажу, но – увы. Все это казалось странным, ведь я всегда бережно относилась к дорогим мне вещам. Смутная тревога терзала меня, когда я закрыла шкатулку.
Я вернула ее на комод, постояла в задумчивости и вышла из комнаты, притворив за собой дверь.
Глава 10
С тех пор как мои родители развелись, субботние обеды с отцом раз в две недели стали традицией. Мы всегда встречались в одном и том же кафе в центре города, садились в той же кабинке и ели одно и те же.
Отец всегда заказывал салат с жареной курицей – без гренок и соуса, – а я не изменяла любимому сэндвичу с сыром на гриле. Мы брали одну на двоих порцию картофельных чипсов, и нам, как завсегдатаям, официантка приносила их на отдельном блюде и ставила посреди стола.
Мои родители слишком рано поженились и произвели на свет малышку Эллу. Папе едва исполнился двадцать один год, а маме – двадцать. Они познакомились в колледже, полюбили друг друга, а спустя четыре года любовь прошла.
– Как начался новый учебный год? – спросил отец, когда принесли заказ, и прошелся пальцами по каштановым волосам.
С учетом всех обстоятельств я бы назвала это седьмым кругом ада
[20].
– Да все вроде бы неплохо.
– Твоя мама сказала, что ты пошла на курсы самообороны?
– Да. И там тоже все хорошо. – Я содрала хрустящую корочку сэндвича.
– И ты серьезно подходишь к этим занятиям, верно? – Он опустил голову, пригвоздив меня иронично-суровым взглядом, и я искренне улыбнулась. – Я все еще не похож на отца, у которого есть хоть капля авторитета?
– Не-а.
– Придется поработать над этим. – Папа подцепил кусочек курицы. – Я тут на днях встретил на почте мистера Карвера.
Я почувствовала, как жар румянца заливает щеки.
– Не знал, что самообороне тебя обучает Дженсен, – продолжил отец, и мой мозг начал лихорадочно придумывать варианты того, как избежать этого разговора. – Мистер Карвер, казалось, очень этому рад. Я тоже. Вам двоим давно пора возобновить дружбу.
Я слегка округлила глаза, сосредоточившись на чипсах.
Папа задумчиво жевал.
– Знаешь, – сказал он, направляя на меня вилку. – Тебе совсем не повредит, если ты начнешь заниматься и другими вещами.
Мои глаза сузились, и будь я кошкой, у меня бы уже шерсть на загривке вздыбилась. И еще я бы зашипела.
– Ты о чем?
Он благоразумно сменил тему, но я знала, что это ненадолго.
– Пятно на лице почти исчезло. Как ты, пришла в себя?
– Все в порядке. – Я бросила в рот картофельный ломтик.
– Твоя мама сказала, что на следующей неделе у тебя встреча с доктором Оливером.
В рот полетел еще один хрустящий ломтик.
– Ага.
– Я думаю, что это тоже хорошая идея. – Отец помолчал, гоняясь за очередным кусочком курицы. – А еще я думаю, что уезжать в колледж, может, и не имеет…
Я вздохнула.
– Папа, пожалуйста, не начинай. Я не хочу торчать здесь до конца своих дней.
– Мартинсберг – не такое уж плохое местечко, дорогая.
– Я знаю. – При всей моей любви к Мартинсбергу я не могла здесь остаться. Слишком много воспоминаний хранил этот город.
Отец отложил вилку.
– С одной стороны, я могу понять, почему ты хочешь уехать отсюда, от того, что случилось много лет назад, но все это в прошлом.
Я напряглась.
– В каком-то смысле.
